|
03:15
Под Баграмом
|
|
Владимир Быков Под Баграмом  Автор служил в Афганистане в 1981-83 годах в провинциях Газни и Парван советником афганской милиции. Поддерживал контакты и взаимодействие с военнослужащими дислоцировавшихся в провинции Парван 108-й дивизии, отдельных парашютно-десантного и сапёрного полков, батальона охраны Баграмской авиабазы, авиационных частей и подразделений, советническими группами Министерства обороны и КГБ СССР. В его воспоминаниях рассказывается о военно-политической обстановке в стране, проводившихся войсковых операциях, условиях службы и работы советских людей в Афганистане, некоторых традициях и особенностях быта афганцев. В книге говорится лишь то, что автор пережил, увидел, услышал. Воспоминания богато иллюстрированы фотоснимками.  
Необходимый пролог
1980–81 годы, это, пожалуй, апогей того времени, которое впоследствии назвали эпохой застоя. На всех уровнях процветали круговая порука, злоупотребления, очковтирательство, пьянство. Бдение на службе считалось признаком дурного тона, неумения жить и решать вопросы. К тем, кто, как я, составлял исключение из общепринятых норм поведения, относились с пренебрежением, подозрением, как к «белым воронам» — почему, мол, не как все?Моё гражданское и профессиональное становление пришлось на конец пятидесятых — шестидесятые годы. Обнажившиеся тогда репрессии, злоупотребления властью, беззакония не оставили нас, молодых, равнодушными. Мы стремились к торжеству права, законности, справедливости. Я всегда проявлял верность этим принципам в работе: не допускал бездоказательных обвинений, ущемления законных прав человека, но принимал строгие законные меры к виновным в преступлениях, не оглядываясь на их служебное положение и связи. Сотрудники БХСС, следствия столицы знали об этом, искали и находили у меня как начальника следственного отдела и заместителя начальника УВД поддержку по многим делам, вызывавшим сильное противодействие преступников и их коррумпированных покровителей. В тот период подразделениями БХСС при моём непосредственном участии были выявлены факты взяточничества в службе управления рынками и в отделе горисполкома, ведающем распределением квартир, возбуждены по ним уголовные дела. По их материалам просматривались неблаговидные поступки некоторых руководящих работников. Первый секретарь горкома КПБ (Компартии Белоруссии) подробно вникал в материалы этих дел, пристально следил, чтобы не были задеты лица, которым он покровительствовал, опасался, возможно, и сам за себя. Однажды он позвонил мне, строго спросил, кому докладывались некоторые материалы по одному из этих дел, резко с недовольством прервал разговор, не дослушав моих объяснений. К этому надо добавить, что в своё время, как прокурору, мне приходилось принимать меры по нарушениям некоторых милицейских командиров, отдельные же «засвечивались» по материалам следствия и БХСС уже в период моей работы в системе МВД. Они интриговали против меня перед власть имущими, подливая масло в огонь: копает, мол, под начальство — опасный человек. А тут как раз система МВД начала встревать в афганские дела. В 1980 году в командировке в ДРА (Демократическая Республика Афганистан) примерно по полгода побывал ряд сотрудников низовых подразделений минской милиции: Вячеслав Станиславович Макеев, Сергей Александрович Солонец, Сергей Матвеевич Скобля, Вячеслав Семёнович Провоторов и другие. Заговорили о предстоящем направлении в Афганистан и работников рангом повыше, профессионалов в оперативной работе, для советнической миссии по борьбе с бандитизмом, как тогда было принято именовать партизанское движение в ДРА. Назывались и конкретные фамилии руководителей УВД, включая столичное, уже прошедших медкомиссию и собеседование в Москве в связи с предстоящей командировкой. Я в этом списке не фигурировал и даже думать не мог, что мне, недавно пришедшему в милицию, будет поручено столь серьёзное дело в чужой стране. Но после выявления упомянутых фактов коррупции один из подготовленных кандидатов сделал шаг в сторону, и его срочно заменили мной. Сделали это без предварительного вызова в Москву, без какой-либо инструктивной и психологической подготовки. Я понимал, что это — ссылка, типа ссылки неугодных на Кавказ в период его завоевания Россией в позапрошлом веке. Близко знакомым говорил об этом. Но, как человек с погонами, присягавший стойко переносить тяготы и лишения службы, я, конечно, не протестовал и не роптал — приказ есть приказ, его надо выполнять. В начале октября 1981 года я был направлен в Москву, а через три дня в составе группы работников системы МВД СССР прибыл самолётом в Кабул. Летел в этой группе из отпуска и офицер внутренних войск из Белоруссии Валерий Михайлович Левитин, который в дороге рассказал мне об обстановке в Афганистане, о том, чем приходится заниматься там сотрудникам МВД. Кстати, с В. М. Левитиным судьба вновь свела меня спустя пять лет уже в новой «горячей точке» — в зоне Чернобыльской катастрофы, где нам обоим пришлось нести службу летом 1986 года. В Афганистане я прослужил два года. Это были, пожалуй, самые трудные годы в моей служебной биографии. Суровыми дорогами Афганистана прошли, наверное, около миллиона советских людей. Вот цифры из газетного интервью генерала Петра Чауса: «…в горах Гиндукуша погибли 14 553 советских солдат, офицеров, рабочих и служащих, 417 пропали без вести и попали в плен, более 50 тысяч получили ранения и контузии. Ещё 415 932 переболели свирепствующими в Афганистане болезнями. 771 белорус был доставлен на родину в „чёрных тюльпанах“, 757 стали инвалидами, а более ста из них впоследствии умерли от ран. 29 наших соотечественников покончили жизнь самоубийством.» («Белорусская деловая газета» за 15.02.1999 г). Думаю, что память о них, об этой войне, должны сохранить не только сердца их близких, но и печатное слово, сохранить как урок, призыв к благоразумию, миру для людей, входящих в жизнь после этой войны. Мои записки не содержат художественного или иного вымысла, а лишь то, что я сам пережил, увидел, услышал. У меня был с собой фотоаппарат, и кое-что из увиденного могу проиллюстрировать снимками. Помощь в обработке фотоматериалов мне оказывал А. Е. Чабан — советник криминалистической службы МВД ДРА. В книге помещены и два сделанных им в Кабуле снимка. Кабул-Газни В Афганистане для новичка-европейца всё необычно. В Кабуле бросалось в глаза множество людей с оружием — в униформе и без; следы пуль на автомашинах и зданиях; необычно одетые люди, особенно женщины. В Кабуле немало и современных зданий, кварталов, но в значительной части это глинобитный, пыльный, малоухоженный восточный город. Кругом горы, на их отрогах зубцы древних каменных стен для защиты от нападений завоевателей и прилепившиеся высоко, как ласточкины гнёзда, дома. Мы, жители равнины, сильно ощущали особенности высокогорья. От недостатка кислорода уже часов с десяти донимали вялость, сонливость, слабость. Непривычно безоблачное для осени небо, жаркое солнце. В городе нет-нет да и слышна стрельба, особенно ночью. С 22 часов — комендантский час. Повсеместно, в том числе и в микрорайоне, где жили советские специалисты — вооружённые посты и патрули. Если даже на несколько минут задержался в соседнем доме после 22–00, на улице тебя остановит оглушительный окрик солдата «Дриш-ш-ш» (что-то вроде «Стой!»). Непривычны повторяющиеся пять раз в день из мечетей призывы правоверных мусульман к молитве. Люди молятся, где их застанет положенное для этого время: Солдат, охранявший советское посольство, поставил у забора автомат и молится, такая же картина на посту автоинспекции. Примерно через неделю-две после нашего прибытия у служебного входа в здание МВД ДРА, где размещалось и представительство МВД СССР, было кем-то заложено взрывное устройство. Взрыв прогремел утром за полчаса до начала рабочего дня. Никто не пострадал, но определённого психологического воздействия мятежники достигли. В связи с этим взрывом и случившимся примерно в то же время похищением советского специалиста — геолога Ахрамюка много говорилось о вездесущих «бандитах» и их агентах, постоянно напоминалось нам о соблюдении правил безопасности советских людей в Кабуле. Запрещалось ездить общественным транспортом, ходить по одному на базар и в магазины, отлучаться с места проживания в вечернее и ночное время. Все мы получили и носили с собой пистолеты. Первый месяц в Кабуле мы вникали в обстановку в стране, мероприятия афганских властей и работу советнического аппарата, участвовали в совещании по этим вопросам, проводившемся в нашем посольстве, выполняли разовые поручения руководства представительства. Так, я вместе с одним из коллег составляли карту Афганистана с отражением на ней, по имевшимся докладам с мест, уездов (улусвали) и отдельных волостей (алакадари), не входящих в уезды, контролируемых правительством и мятежниками. Получалось, что в целом по стране из 186 улусвали власть полностью контролировала лишь 23 и частично (уездные центры) — 100. Из сотни алакадари полностью контролировались лишь 8 и частично (центры) — 38. Помню ещё одно поручение — мы расследовали обстоятельства пленения мятежниками около двух десятков солдат царандоя одного из районных отделов кабульской милиции. Это происшествие в столице без каких-либо комментариев говорит об обстановке. Ещё несколько впечатлений первых недель Торговля. На моей памяти у нас дома хорошие вещи всегда были в дефиците, и купить приличную одежду, обувь, бытовую технику, тем более импортную, для большинства было недоступно. В Кабуле же нас поразило множество магазинов и небольших лавок (дуканов), изобилие в них всяческих товаров, произведённых в разных странах Азии, Европы, Америки. Нас это удивляло не только в сравнении с тем, что есть на Родине, но и тем, что это изобилие — в бедной, отсталой средневековой стране, где, как обычное явление, можно наблюдать детей и стариков, копающихся в мусоре, добывая остатки пищи, просящих милостыню. Кстати, делают они это очень тонко и изобретательно. На улице к тебе подбегает малыш лет четырёх-пяти и на хорошем русском языке просит «Инженер, молодой и красивый, дай афганьку». Если ты одет не в штатское, а в униформу, то просьба и комплимент те же, только уже с обращением «Командой». Вынимаешь горсть мелочи, отдаёшь просителю, и тут же из-за кустов к тебе подбегает целая толпа малышей и все просят «Дай мне, дай мне», лезут в карманы. На базаре дети лет 7–10 буквально вырывают сумку с купленными продуктами, чтобы поднести её и заработать несколько афганей (афгани — местная денежная единица). Некоторое время спустя мы разобрались, что магазинное изобилие в Кабуле далеко не для всех, его услугами пользуется, пожалуй, меньшая часть населения. Большая часть не имеет средств для этого. * * * Спустя месяц после прибытия я был командирован в город Газни, по соседству с которым находилась провинция Пактика — предполагаемое место моей службы. Она полностью контролировалась мятежниками, правительственных сил там практически не было, как и советнического аппарата. Обстановка в провинции Газни, как и в её центре, была непростая. Мятежники контролировали значительную часть территории. Войсковые операции против них проходили тяжело, результатов давали мало. В провинциальном центре и его окрестностях партизаны начинали действовать — обстреливать отдельные объекты, машины на дорогах уже часов в 14–15, а ночью нападали на посты и подразделения милиции, армии, на дома активистов правящей НДПА (Народно-демократическая партия Афганистана). В разведывательной информации, сводках, разговорах часто упоминался Саид Джагран (в переводе «Святой майор»), руководитель компактно проживавших хозарейских племён, формирования которого строились строго по армейской структуре, имели военную форму. Рассказывали, что Саид Джагран учился в СССР в военном училище или академии, вместе с советским командиром, которому пришлось командовать полком в боевых действиях против Саида Джаграна. По сравнению с Кабулом поражал даже вид занимаемых советниками комнат: подоконники до уровня роста человека заложены мешками с песком, в одной из комнат на мешках установлен ручной пулемёт. На ночь клали свои автоматы под кровати в полной готовности к стрельбе. По рассказу работавших здесь коллег, 30 сентября мятежники произвели массированный обстрел губернаторского дома, где размещались советники. При этом от разрыва снаряда получил тяжелейшие раны и погиб военный советник полковник Кузнецов. Советнический аппарат в Газни был в значительной части белорусским. Партийным советником был Любченко Анатолий Тихонович из Могилёва, военным советником афганской дивизии — полковник Магер Евгений Васильевич из Орши, руководителем советнической группы МВД — полковник милиции Объедков Виктор Алексеевич из Бреста. Я непритязательный к бытовым условиям человек, не в тягость мне приготовление пищи, но в Газни это было очень тяжёлым делом. Через каждые четыре дня надо было дежурить по кухне — готовить еду для шести человек. Окна в коридорах губернаторского дома повыбиты, везде гуляет ветер, а в тёмной комнатёнке на полу стоят поварские орудия: кастрюли, миски, два примуса, бачок для воды (воду периодически привозила пожарная машина). Корячась на полу, надо было приготовить завтрак (обычно каша, чай), накормить людей, затем нагреть воды, помыть посуду. Пока это сделаешь — надо варить обед. А это уже и суп, и что-либо второе, и третье. Пока с этим управишься — пора ужинать. А люди нервные, злые от войны и всяческого дискомфорта. Тут и профессиональный повар вряд ли мог бы всем угодить. 
|
| Категория: Проза | Просмотров: 58 | |
| Всего комментариев: 0 | |
