АНТОЛОГИЯ ПУБЛИКАЦИЙ НАШЕГО САЙТА
Г.Г.Синельников
Зам . командира по ПЧ 2мсб 70 ОМСБр Кандагар 1980-1981
АХ, ВОЙНА, ЧТО ТЫ СДЕЛАЛА
Я только раз видала рукопашный,
Раз — наяву и сотни раз во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
Юлия Друнина
Часть I «МАНЕВРЫ-80»
В 1977 году после окончания Новосибирского высшего военно-политического общевойскового училища я был направлен для дальнейшего прохождения военной службы в ордена Ленина Ленинградский военный округ — поселок Печенга Мурманской области, в 10-й мотострелковый полк. Чем дальше на север уносил меня скрипучий пассажирский поезд, тем быстрее улетучивалось радостное настроение. За окном вагона лил дождь. Серые, с тусклой растительностью сопки, маленькие карликовые деревья, какие-то камни, покрытые мхом. Не по сезону холодно. Пограничный наряд, внимательно изучающий твои документы и внешность. Все ново и необычно.
Первый гарнизон особенно памятен и дорог. Учиться премудростям армейской службы приходилось, по существу, заново. Военное училище дало в основном теоретические знания и диплом об окончании, как путевку в самостоятельную жизнь. Самоутверждаться же в коллективе и на службе приходилось через отношение к ней и практические результаты. Когда начинался полярный день, часто забывали о времени и уходили домой уже глубокой ночью, а иногда и под утро. Были молоды, энергичны, мечтали о служебной карьере, не считались с семейными проблемами. Главным смыслом жизни была добросовестная служба.
Первым командиром роты у меня был капитан Юрий Волков.
— Ты знаешь, почему я выбрал именно тебя из всех выпускников, сразу возле штаба, по прибытии вас в гарнизон? — спросил он меня, когда покидал роту, уходя на новую, вышестоящую должность.
— Нет, — ответил я.
— Я выбрал тебя по глазам. Они у тебя с каким-то нормальным человеческим смыслом. Я сделал так и ничуть не жалею об этом.
Старший лейтенант Анатолий Болтовский, принявший роту у капитана Волкова, несмотря на свою молодость, был большим специалистом в военном деле. Он сплотил воинский коллектив подразделения, благодаря чему наша четвертая мотострелковая рота через некоторое время добилась высоких показателей в боевой и политической подготовке и была признана лучшей в полку. В общем успехе всего воинского коллектива была частица и моего труда.
Служил в нашей роте механиком-водителем рядовой Николай Егоров. Солдат как солдат. Но чем ближе узнавал я его по службе, тем отчетливее осознавал необычность и трагичность его судьбы. Отца он не помнил. Мать спилась, и в очередной пьянке ее убили. После смерти матери у Николая остались два младших брата — Олег и Сергей. Сначала их вместе отправили в один детский дом, но тот вскоре сгорел. После этого их разлучили, разослав по разным специальным заведениям. Связь с братьями прекратилась. Николай остался жить у родственников, которые не были с ним добры и очень часто даже попрекали куском съеденного хлеба. Николай пытался отыскать Сергея и Олега, но безуспешно. Он был каким-то грубоватым, озлобленным. Видимо, жизнь наложила на него свое клеймо. Прошли недели, месяцы, прежде чем я смог вызвать Николая на откровенный разговор. Узнав подробности его непростой жизни, я начал самостоятельный поиск его потерявшихся братьев. Через несколько месяцев, когда отыскались следы первого, я рассказал Николаю о своем поиске. С тех пор весь личный состав роты с нетерпением ожидал ротного почтальона и выжидательно смотрел на меня, пока я читал полученное очередное письмо. И вот, когда мне наконец пришло последнее, в котором был адрес второго брата, я пошел к замполиту полка, майору Юрию Федоровичу Шевченко, и рассказал ему о имевшем место факте и проведенной мною работе. Замполит был очень удивлен такому случаю, а также тому, что я уже сделал в этой связи.
Вечером весь личный состав роты был собран в Ленинской комнате. Последним из автопарка пришел Николай. И когда замполит полка вручил Егорову отпускной билет для поездки к братьям, а секретарь комсомольской организации роты, сержант Скочигоров, подарки, среди которых был большой целлофановый пакет с конфетами, я впервые увидел, как плакал взрослый парень. Черными, от въевшегося в кожу машинного масла, руками он прижимал к себе подарки, пытаясь что-то сказать, но не мог. Крупные слезы радости бежали по его красным от мороза щекам.
Каким-то образом этот случай попал сначала на страницы армейской, а затем и окружной военных газет. В октябре 1978 года меня вызвали в политотдел армии и предложили должность порученца, а проще — адъютанта члена Военного совета — начальника политического отдела армии. Я отказался.
— Почему? — удивился генерал-майор Горшков.
— Хочу работать с людьми, — ответил я.
— А я что же, по-вашему, не человек? — усмехнулся он. Я извинился, пояснив, что имел в виду подчиненный
личный состав.
— Ну, ваше право, настаивать не буду, — сказал генерал, и я покинул его кабинет.
Потом меня вызвал к себе начальник штаба армии генерал-майор Панкратов и после короткой беседы предложил должность заместителя командира по политической
части отдельной роты охраны и обслуживания штаба армии, сказав, что в ней командиры и замполиты меняются как перчатки. Такая перспектива службы меня не устраивала. Я стал отказываться от предложения. Кроме того, мне очень не хотелось терять льготы по выслуге, которые предусматривались для офицеров в Заполярье. Я привык к своему коллективу. Наконец, после долгих месяцев неудобств и ожиданий я получил хорошую двухкомнатную квартиру. Нет, мне не хотелось покидать свой гарнизон, и я чистосердечно признался в этом генералу.
— Лейтенант, — сказал он мне, — запомни: в армии не просят и тем более не уговаривают, и два раза должность не предлагают. Отказавшись от нее однажды, ты можешь остаться «при своих интересах» на долгие годы. В армии предложение — это приказ, а его нужно выполнять, нравится он тебе или нет. «Полярки», квартира — это, конечно же, хорошо, но не главное в жизни офицера. Подумай об этом. В твоем распоряжении всего одна минута. Смотри, не ошибись!
И я согласился.
Отдельная рота охраны и обслуживания штаба армии, куда меня направили служить, по численности намного превышала ту, где я служил раньше. Личный состав этого подразделения выполнял свои специфические задачи. В роте было много водителей автомобилей командующего армией, его заместителей, начальников служб. Эти водители и доставляли нам с ротным массу неприятностей. Не сразу, но через несколько месяцев напряженной кропотливой работы дела с воинской дисциплиной пошли на заметное улучшение.
Как-то начальник оперативного отдела армии полковник Марченко сказал мне:
— Товарищ старший лейтенант, впервые за несколько лет в нашей роте вместо ушедшего в отпуск командира его обязанности оставили исполнять замполита. Обычно это доверяли больше командирам взводов, даже прапорщикам. Скажу честно, не было у нас до этого уверенности в политработниках. А я смотрю на вас и вижу в вашем характере, поведении, работе много хороших командирских качеств. Это очень радует. Поэтому за усердие по службе, личную исполнительскую дисциплину, высокую профессиональную подготовку при проведении занятий по боевой подготовке от имени начальника штаба армии объявляю вам благодарность!
— Служу Советскому Союзу! — ответил я.
Домой возвращался радостным и воодушевленным, хотелось работать еще больше и лучше, не покладая рук, не жалея себя и не считаясь со временем.
Вскоре секретарь партийной комиссии при политотделе армии полковник Кондратов в доверительной беседе сообщил мне новость. Он сказал, что командующим и членом Военного совета армии принято решение о выдвижении меня на вышестоящую должность. И по этой причине я на днях должен убыть в Политуправление Ленинградского военного округа на беседу с начальником отдела кадров. Это сообщение для меня было очень радостным и долгожданным: военное училище я закончил в 25 лет, что поздновато для молодого выпускника. Поэтому назначения на вышестоящую должность ждал давно. И вот наконец это событие свершилось. Знакомые офицеры уже дружески пожимали мне руку, поздравляя с повышением. И хотя приказа о назначении еще не было, я да и сослуживцы хорошо понимали, что все это — лишь вопрос ближайшего времени. Самым трудным было попасть в проект приказа о назначении. А если я в него попал, тем более по рекомендации начальника политического отдела армии, то никаких препятствий с выдвижением уже не будет. Я с нетерпением ждал отъезда в Ленинград. Все складывалось как нельзя удачно: радовалась за меня жена, да я и сам был доволен оценкой моего труда и предстоящими переменами на службе. Мысленно поторапливал оставшиеся до отъезда деньки.
Но случилось непредвиденное событие, которое коренным образом изменило всю мою дальнейшую судьбу.
В партийной организации управления армии готовилось собрание. Полковник Кондратов предложил мне подготовиться и выступить на нем по вопросу повышения эффективности и результативности работы партийной организации нашей роты в свете приказа Министра обороны СССР на новый учебный год. Сказал, что выступление необходимо, дал некоторые рекомендации и направления.
И вот началось партийное собрание. Все внимательно выслушали доклад командующего армией генерал-лейтенанта Г. Андресяна. Все шло по знакомой схеме партийной работы: заранее подготовленные коммунисты самокритично давали оценку своим службам, заверяя Командующего, что приложат все усилия, чтобы в короткие сроки устранить имеющиеся недостатки и к концу учебного периода добиться высоких показателей.
— Кто еще желает выступить? — спросил председатель собрания полковник Кондратов.
Желающих больше не было. Он еще раз внимательно посмотрел на присутствующих и остановил свой взгляд на мне. Полковник дословно знал мое выступление, потому что именно он, возможно по чьей-то рекомендации, дал мне его схему. Он знал, о чем я буду говорить.
— Слово предоставляется приглашенному на собрание представителю роты охраны коммунисту Синельникову.
Я пошел к трибуне. Говорил коротко, конкретно, оперируя цифрами и примерами. Признал имеющиеся и в нашем подразделении недостатки в работе с личным составом, особенно с прапорщиками. Однако в числе причин, по которым в роте не снижается показатель содержания солдат и сержантов на гауптвахте, назвал необъективность и личные негативные черты характера генерала Панкратова. Наглядно показал, что большинство содержавшихся на гауптвахте военнослужащих наказаны начальником штаба в силу его предвзятости и плохого настроения, особенно по утрам. Личный состав роты боится заступать на контрольно-пропускной пункт, потому что, проходя через него, генерал-майор Панкратов обязательно кого-нибудь наказывал и даже отправлял на гауптвахту. .Анализ нарушений, допущенных составом наряда, говорил о том, что они незначительные, что за них Уставом Вооруженных Сил предусматривались другие, более мягкие меры воздействия.
— В то же время мы с командиром роты часто не можем реализовать объявленное подчиненному взыскание за грубое нарушение воинской дисциплины. В частности, водитель самого начальника штаба армии коммуниста Панкратова неоднократно был замечен в самовольных отлучках из расположения части, даже употреблении спиртных напитков. Командиром роты ему был объявлен арест с содержанием на гауптвахте, но прошло время, отведенное на исполнение наказания, а оно не выполнено. Это стало возможным только потому, что генерал Панкратов лично не дает нам права его наказывать. Перед данным коммунистом неоднократно ставился вопрос об отстранении водителя от управления автомобилем, но и он не решен. Таким образом, предъявляя завышенные требования к одним, коммунист, руководитель такого высокого уровня, сам игнорирует приказы и директивы министра обороны и начальника Главного политического управления СА и ВМФ. Такого быть не должно! Мало того, на днях он даже объявил своему водителю отпуск с выездом на родину, не согласовав данное решение с командованием роты. Этим же приказом он предоставил отпуск земляку своего водителя, кстати, такому же нарушителю воинской дисциплины. Сообщение о предоставлении отпусков этим солдатам вызвало негативную реакцию среди личного состава роты. Ведь сам начальник штаба устным распоряжением ранее отменил такой вид поощрения, как предоставление военнослужащим, добившимся высоких показателей в боевой и политической подготовке, отпусков. В течение нескольких месяцев в роте не было ни одного поощренного таким образом, хотя в подразделении есть более достойные, чем водитель коммуниста Панкратова, И вод, в лице особо приближенных к начальнику штаба, у нас Появились первые отпускники. С одной стороны, это положительный момент, но с другой — лучше бы его и не было.
И когда я, как исполняющий обязанности командир роты, вошел в кабинет начальника штаба армии и попросил не направлять в отпуск нарушителей, он меня обругал и посоветовал не лезть не в свои дела, — продолжил я свое выступление. — Почему, используя свое высокое служебное положение, генерал, коммунист игнорирует командный состав роты и вмешивается в воспитательный процесс подразделения, тем самым подрывая свой и наш должностные авторитеты? Сколько это может продолжаться?
Закончив выступление, я прошел на свое место. В большом зале стояла гробовая тишина. Мое выступление произвело на всех эффект неожиданно разорвавшегося снаряда. Я видел удивленные, восторженные, сочувствующие и ненавидящие глаза сидевших в зале коммунистов. Такого выступления явно никто не ожидал. Тогда я наивно верил, что Устав КПСС дает право каждому коммунисту свободно излагать свою точку зрения, критиковать любого коммуниста, независимо от его служебного положения... Но то был Устав. В жизни же все оказалось намного проще и в то же время гораздо сложнее и страшнее. Пауза затянулась. Ведущий собрания предложил обсудить мое выступление, но желающих сделать это не оказалось.
Встал командующий армией.
— Все мы сейчас выслушали молодого коммуниста. Скажу честно, выступление неожиданное, необычное и, на мой взгляд, заслуживающее самого пристального внимания к поднятой проблеме. Судя по реакции, делаю вывод, что данное выступление не всем пришлось по душе. Мы подумаем над приведенными фактами и сделаем определенные выводы. Кого нужно, того поправим. Но я убедительно хочу предостеречь некоторых должностных лиц от попыток дальнейшего преследования за критику, желания каким-то образом свести личные счеты со старшим лейтенантом. Я бы очень не хотел, чтобы у офицера после сегодняшнего собрания появились искусственные сложности в службе. Я обещаю тем, кто это попытается сделать, большие неприятности. Ну, а вы, товарищ старший лейтенант, работайте в том же духе и запомните, что за роту вы отвечаете вместе с командиром, послаблений не будет. Будет помощь, но и большой спрос. Я знаю о ваших успехах, но на сегодня этого уже мало. Еще раз изучите приказ министра обороны на новый учебный год. В нем все расписано: кому и чем заниматься. Ну, а если вдруг почувствуете к себе явно предвзятое отношение со стороны тех, о ком вы говорили сегодня на собрании, проинформируйте секретаря партийной комиссии или начальника политического отдела. В обиду мы вас не дадим.
Объявили перерыв. Меня отпустили с собрания, и я ушел в расположение роты. Провел вечернюю поверку. Было уже поздно, но домой не уходил. Внутренний голос подсказывал, что сегодняшний разговор должен иметь свое продолжение, и я не ошибся. Позвонил полковник Марченко и вызвал к себе в кабинет. Не сказал, а будто процедил сквозь зубы:
— Товарищ старший лейтенант, почему у вас в автопарке наряд плохо службу несет?
— Разберусь, товарищ полковник, недостатки устраню немедленно. Разрешите узнать их? — спросил я у начальника оперативного отдела армии.
А сам стоял и все отчетливее понимал глупость своего положения. Ведь следуя по вызову в кабинет к полковнику, я обзвонил все точки, где личный состав нес службу, в том числе и автопарк, и уточнил, что никто их из штаба не проверял. Я понимал, что нанесенная мною обида в адрес начальника штаба армии требовала отмщения. Схема была очень проста: действуя в точном соответствии с Уставом, насобирать против меня как можно больше недостатков по службе, в организации учебно-воспитательного процесса, обвешать взысканиями и показать всем - кто есть кто. Тем самым наглядно и во всеуслышание продемонстрировать: имел ли я вообще моральное право критиковать вышестоящего начальника, у которого такой широкий круг служебных обязанностей, авторитет, почет и уважение, если я сам ничего не значу, даже в масштабе отдельной роты. Еще лучше было бы для них, если бы я вдруг сорвался, нагрубил, допустил изъяны в личном поведении, моральном облике. Тогда бы уж точно никто не стал за меня заступаться.
— Товарищ старший лейтенант, за слабую воспитательную работу с личным составом суточного наряда я объявляю вам выговор!
На следующее утро я пришел к подъему личного состава, обошел все объекты, проверил службу суточного наряда. Выявил и добился немедленного устранения недостатков и, довольный проделанной работой, вернулся в расположение роты. Раздался телефонный звонок, и снова я в кабинете полковника Марченко.
— Замполит, — с какой-то ядовитой издевкой и пренебрежением в голосе произнес он, — я тебя вчера предупреждал о слабой работе с личным составом суточного наряда?
— Так точно, предупреждали, — ответил я.
— Видишь, предупреждал. Только ты почему-то выводов никаких не делаешь. Ну, ладно, это твое дело. За игнорирование распоряжения вышестоящего командования объявляю тебе строгий выговор!
— Товарищ полковник, я с утра обошел все объекты, везде порядок, кажется, все нормально.
— Когда кажется, то крестятся, — перебил он меня. — А ты еще и наглец, оказывается! Я, полковник, объясняю ему, что и где плохо, а он мне еще не верит! Да, распустился ты, однако, слишком разговорчивым стал. Или что, почувствовал поддержку политотдела? Ну-ну, смотри в дураках не останься. Правда, это дело не мое, но все же. Плохо одно — это когда неоперившийся еще старший лейтенант начинает игнорировать полковника и даже за-махиваться на генерала. Но ничего, мы это быстро поправим! Ротный когда из отпуска выходит?
— Через неделю.
— Срочно отправляй к нему посыльного. Передай приказ, чтобы с завтрашнего утра выходил на службу. Отпуск догуляет потом. А то, чувствую, ты роту за это время разложишь окончательно. Столько труда мы всем управлением вложили в нее, чтобы сделать ее боеспособной, а ты своим балабольством труд всего коллектива Управления штаба армии пустил насмарку. И откуда только берутся такие офицеры?
— Товарищ полковник, несколько дней назад вы в этом же кабинете говорили совсем по-другому, даже хвалили, объявили благодарность. Неужели я не понимаю, в чем дело? Я же на собрании сказал все правильно. Ведь получается, что командование роты как бы на втором плане, а сама рота — подопытное подразделение начальника штаба. Зачем подменять командный состав роты и действовать через голову? Начальник штаба, ратуя за строгое исполнение общевоинских уставов, зачастую сам их нарушает. Мы тоже хотим, чтобы с нами считались. Мы для того сюда и назначены.
Полковник выслушал мою сбивчивую речь, немного помолчал, потом сказал:
— Замполит, прав ты или нет, не тебе это обсуждать. Не дорос ты еще до зрелого понимания правоты, однако скажу тебе честно, по-мужски: ты теперь здесь долго не продержишься. Нам такие «умники» не нужны. Так что готовь чемоданы и потихонечку пакуй свои вещички. Ты свободен!
Я вышел из кабинета. В коридоре штаба меня уже поджидал старший лейтенант Василий Буценко, порученец Начальника политического отдела армии.
— Пойдем к «шефу».
— Ну, что, замполит, не любят большие начальники партийную критику? — улыбаясь, спросил меня начальник политического отдела армии, полковник Махов, когда мы с Василием вошли в его кабинет. — Скажу честно, мне очень понравилась твоя принципиальная точка зрения. Чтобы сказать такое, нужна большая уверенность в правоте и определенная доля мужества. Ты не спасовал, не побоялся, и это очень хорошо. Некоторая реакция на результат твоего выступления в офицерском коллективе управления армии уже есть. Посмотрим, как дальше будут развиваться события. Однако скажу тебе: ты еще молод и многих жизненных ситуаций не понимаешь, поэтому я ориентирую тебя, что все трудности и последствия твоего выступления еще впереди. Конечно, в обиду мы тебя не дадим, но и ты должен служить так, чтобы самому не давать никому повода разговаривать с тобой, как с нашкодившим котом. Контролируй каждый свой шаг, поступок, подходи к себе более самокритично и принципиально. Главные козыри в твоей дальнейшей деятельности — это принципиальность, честность и незапятнанность репутации. Выстоишь, значит, ты победил. Сорвешься, дашь повод к грязным разговорам — проиграл. И тогда никто не сможет тебе помочь, даже я. Так что думай, анализируй и работай. Ты уже в курсе, что твоя фамилия в проекте приказа командующего округом на выдвижение на вышестоящую должность? Жаль расставаться с хорошим, толковым офицером, но что поделаешь. Была бы моя воля, я оставил тебя в нашей армии, но такой возможности на сегодня у нас нет, а ждать, задерживать тебя — ни к чему. Твое выступление еще раз показало, что я сделал правильное решение и не ошибся в тебе. И еще запомни: своим выступлением ты посягнул на незыблемый авторитет руководителя большого ранга, и он тебе этого не простит. Ты только начинаешь свой путь офицера-политработника. Это очень нужная и сложная профессия. Именно мы, политработники, в первую очередь не позволяем нарушать закон должностным лицам, а поэтому многие нас за это не любят, даже ненавидят. На их злопыхательства и происки нужно реагировать адекватно: их надо заставлять считаться с законами и мнением других, более порядочных и честных людей. Что это такое, ты уже частично испытал на себе, испытаешь и еще. Но запомни: несправедливость, неудачи, поражение на каком-то отдельном этапе идеологической борьбы не дают нам права опускать руки, идти на поводу у тех, кто временно оказалне побоялся, и это очень хорошо. Некоторая реакция на результат твоего выступления в офицерском коллективе управления армии уже есть. Посмотрим, как дальше будут развиваться события. Однако скажу тебе: ты еще молод и многих жизненных ситуаций не понимаешь, поэтому я ориентирую тебя, что все трудности и последствия твоего выступления еще впереди. Конечно, в обиду мы тебя не дадим, но и ты должен служить так, чтобы самому не давать никому повода разговаривать с тобой, как с нашкодившим котом. Контролируй каждый свой шаг, поступок, подходи к себе более самокритично и принципиально. Главные козыри в твоей дальнейшей деятельности — это принципиальность, честность и незапятнанность репутации. Выстоишь, значит, ты победил. Сорвешься, дашь повод к грязным разговорам — проиграл. И тогда никто не сможет тебе помочь, даже я. Так что думай, анализируй и работай. Ты уже в курсе, что твоя фамилия в проекте приказа командующего округом на выдвижение На вышестоящую должность? Жаль расставаться с хорошим, толковым офицером, но что поделаешь. Была бы моя воля, я оставил тебя в нашей армии, но такой возможности на сегодня у нас нет, а ждать, задерживать тебя — ни к чему. Твое выступление еще раз показало, что я сделал правильное решение и не ошибся в тебе. И еще запомни: своим выступлением ты посягнул на незыблемый авторитет руководителя большого ранга, и он тебе этого не простит. Ты только начинаешь свой путь офицера-политработника. Это очень нужная и сложная профессия. Именно мы, политработники, в первую очередь не позволяем нарушать закон должностным лицам, а поэтому многие нас за это не любят, даже ненавидят. На их злопыхательства и происки нужно реагировать адекватно: их надо заставлять считаться с законами и мнением других, более порядочных и честных людей. Что это такое, ты уже частично испытал на себе, испытаешь и еще. Но запомни; несправедливость, неудачи, поражение на каком-то отдельном этапе идеологической борьбы не дают нам права опускать руки, идти на поводу у тех, кто временно оказался сильнее тебя. Поражения учат, закаляют. Конечно, лучше было бы, чтобы не было у нас таких конфликтов,
но уж, если они случаются, надо идти до победного конца. Идеология компромиссов не приемлет. Я думаю, что в данном конфликте ты получишь хороший жизненный урок, и он во многом поможет тебе в дальнейшей службе и жизни в целом. Не падай духом! А весь этот спектакль мы скоро остановим, и каждый артист в нем получит по заслугам. Мне хочется посмотреть, на что они еще способны и как глубоко зайдут в своих амбициях. Ведь командующий предупредил всех и каждого конкретно за подобные действия. Видимо, не все это правильно поняли. Ничего, поправим! Информируй меня ежедневно о развитии событий. Не падай духом, в обиду я тебя не дам, расправляться с политработниками не позволю никому.
Вечером я снова был в кабинете полковника Марченко. И опять выслушивал несправедливые обвинения, грубость и придирки. Молчал. Сдерживал себя, чтобы не сорваться, не нагрубить. Выйдя из кабинета, снова встретил Василия Буценко. Он расспрашивал меня о разговоре с Марченко, подбадривал. На душе было скверно.
|