Александр Иванович Карцев
Шёлковый путь . 

 

   КНИГА  2

Эта книга об Афганистане. О моих друзьях. О работе военных разведчиков и о том, что Афганистан был для нас не только полем боя, но в первую очередь страной, впитавшей в себя совершенно уникальные знания. Которые могут быть полезны каждому из нас. Афганистан Посвящается Сергею Карпову. С завистью к его офицерской молодости. Солдату маршрута Кабул - Джабаль-Ус-Сирадж. Солдату и поэту

 

Не берите ни мешка, ни сумы, ни обуви и никого на дороге не приветствуйте.
Новый Завет

Глава 1
В комнате пахло розами и ароматическими свечами. Шторы были плотно закрыты, но маленький солнечный лучик умудрился найти в них небольшую лазейку. Он проник в комнату и купался в огромной вазе с цветами. Отражался от капель воды, что блестели на лепестках роз. И настойчиво звал куда-то. Рядом раздавалось ровное глубокое дыхание Светланы. Она спала так сладко, так трогательно, что я не удержался и поцеловал кончики её волос. Если бы вы только знали, как божественно они пахли! Вот уже третьи сутки мы были вместе. Бродили по улице Горького (тогда она ещё не была Тверской) и Никитскому бульвару. Ужинали в ресторане «Белый лебедь» на Чистых прудах. К этому ресторану у Светланы всегда было особое отношение. Думаю, что со временем она планировала стать его хозяйкой. В этом не было ничего удивительного. То, что для других могло быть только мечтами, для неё было лишь очередной ступенькой на пути к поставленной цели. Она была фантастически целеустремлённой девушкой. Находила время для театров и музеев, для занятий спортом и поездок по всему свету. И даже для меня. Мы целыми днями были вместе, на ночь она оставалась у меня. Просто удивительно, как умудрялись мы не надоесть друг другу за это время. Ведь даже самые близкие люди должны иногда отдыхать от своих любимых. Но мы были вместе всего лишь три дня. И несколько лет до этого. За эти годы мы не могли надоесть друг другу. Ведь мы не были влюбленными. Мы были обычными сиамскими близнецами. Такими разными, такими непохожими! У каждого из нас была своя жизнь, своя судьба. Мы могли дышать и жить по отдельности. Но не очень долго. Что-то незримое и удивительное связывало нас неразрывными узами. Без которых мы могли дышать, но не могли чувствовать запах травы и цветов. Могли жить, но не могли летать. Наверное, со стороны это выглядело очень забавным, как двое совершенно слепых и глухих влюблённых бродили по вечерним улицам. Они не видели и не слышали ничего вокруг. Только друг друга. Мир вокруг растворился и исчез. Остались только глаза любимой. Сон смешался с явью. И я не знаю, во сне ли, наяву, я ежеминутно поправлял её локоны, гладил плечи, целовал её ладони и кончики пальцев. Я был счастливейшим из смертных — это было наяву. Трое суток. Четыре тысячи триста двадцать минут бесконечного восторга и счастья. Для окружающих прошло всего семьдесят два часа. Для нас целая вечность. Обычно последние часы перед разлукой пролетают до обидного быстро. Для нас время не существовало. Оно не могло лететь быстро или медленно. Его просто не существовало. Как не существовало ничего в этом мире. Кроме нас двоих. Мы прожили вместе долгую и счастливую жизнь. Целых семьдесят два часа. И целых семьдесят два часа мой мир был пронизан волшебной музыкой самого светлого во вселенной имени. Света, Светлана, Светлячок. Но время шло. Оно не зависело от нас и наших желаний. Сегодня вечером Светлана улетала на целую неделю на какой-то джазовый фестиваль в Швейцарию. Ей нужно было немного отдохнуть перед дальней дорогой. Поэтому я не стал будить мою маленькую девочку. Ведь нет в этой жизни более страшного преступления, чем будить спящих детей. На журнальном столике оставил короткую записку: «Милый мой Светлячок! Ты — самое большое сокровище в моей жизни. Мне будет очень не хватать тебя. Но я буду думать о тебе, ждать и надеяться на скорую встречу. Бесконечно любящий тебя Дракон». Я не представлял, как смогу прожить без неё целую неделю?! Но у меня тоже были какие-то дела до обеда. Я взял большую спортивную сумку. Она была собрана заранее. Спустился на лифте вниз. У подъезда меня ждало такси. В аэропорту Домодедово у военного коменданта лежал авиабилет на моё имя до Ташкента. Сегодня мне нужно было быстренько слетать на войну. Хотелось верить, что «быстренько» — это только до обеда. А после этого можно будет вернуться домой. К своей любимой девушке. Но до моего возвращения из Афганистана было ещё больше года. И это было очень грустно. Четыре дня назад меня выписали из госпиталя имени Бурденко. Я рассчитывал на небольшой отпуск по ранению, но на следующее утро в телефонной трубке раздался знакомый голос. Просьба прозвучала как приказ. Через три дня мне предстояло вернуться в Афганистан. Вынужденный приезд в Союз вызвал двойственное чувство. С одной стороны — бесконечный восторг от встречи со Светланой. С другой — абсолютное непонимание событий, происходящих в стране. В Афганистане все было просто и понятно. Вот друг, вот враг. То, что происходило в Союзе, было неожиданным и странным. В стране шел тысяча девятьсот восемьдесят седьмой год. Вокруг говорили о какой-то непонятной перестройке. В воздухе витало ощущение свободы и радужных надежд. Полки магазинов были фантастически пусты. Народ митинговал, шумел, волновался. И никто не хотел работать. Я вернулся в полк. За прошедшие два месяца в нем многое изменилось. Уехал по замене в Дальневосточный военный округ начальник штаба полка Руслан Аушев. В первом батальоне после моего ранения начальником разведки назначили старшего лейтенанта Олега Монастырёва. И на первой же боевой операции очередью из крупнокалиберного пулемета ДШК ему оторвало руку. Мой разведчик Олег Кононенко вынес его из-под обстрела. Семеро ребят получили тяжелые ранения и контузии. Должность начальника разведки первого батальона снова была вакантна. Пока я был в полку, ко мне несколько раз приходили мои бойцы. Замкомвзвода сержант Валера Тарыгин, командир отделения сержант Андрей Куценко, разведчик Илья Третьяков. Просили принять разведвзвод. Почему-то в полку сложилось мнение о том, что я приносил разведчикам удачу. За все время службы в Афганистане среди моих подчинённых действительно не было ни одного раненого или убитого. Но это, скорее всего, было лишь обычным везением, а не моей заслугой. Моих бойцов такие тонкости мало интересовали. Им просто надоели потери. (А в первом разведвзводе они случались довольно часто). Ребятам хотелось спокойно дослужить до увольнения в запас. А может и просто выжить. И они почему-то верили, что под моим командованием у них это получится. Я был не против. Хотя прекрасно понимал, что так срочно меня вызвали в полк совсем не для того, чтобы я принимал какие-то разведвзвода. Мои сомнения развеял командир полка. Кроме должности начальника разведки первого батальона вакантна и должность начальника разведки второго батальона. А также должность командира моей шестой роты. Меня готовы поставить на любую. Но есть распоряжение начальника штаба армии генерала Грекова, я должен вернуться на Тотахан. Кто бы сомневался?! Только Тотахан мог вызвать меня из отпуска. Точнее не сам Тотахан. Тотахан был всего лишь небольшой горкой с отметкой 1641 метр в провинции Парван под Баграмом. Но у его подножия в кишлаке Калашахи проживал Шафи. Мой учитель и агентурный контакт. Именно ему я мог понадобиться. И только он мог так срочно вызвать меня из Москвы. Это означало только одно: впереди предстояла серьёзная работа и новые задачи. Но прежде, чем приступить к ним, утром, недалеко от штаба меня отлавливает замполит полка майор Кудрявцев. Один из увольняемых в запас солдатиков забыл сняться в политотделе дивизии с партийного учёта. Я должен съездить с ним в Баграм и вернуться обратно. На все, про всё у меня менее суток. Завтра в четыре утра этот солдатик должен вылететь в Союз. До Баграма около шестидесяти километров. Менее часа пути на машине. Туда. И столько же обратно. Но в Афганистане расстояния и время не всегда взаимосвязаны. Тем более, сейчас, когда начался праздник Курбан. Праздник жертвоприношения. На ближайшие пять дней все дороги закрыты. Это объясняет, почему замполит обращается ко мне. Считает меня специалистом по невозможному? Ну, какой из меня Джо Дассен?! Я обычный инженер Иванов из Нью Васюков. Я даже не волшебник. Праздник Курбан. Раньше, в эти дни афганцы резали баранов. Теперь они больше предпочитают убивать наших солдат. Возможно, у аллаха в последнее время сильно изменились пристрастия. Либо людская кровь пришлась ему более по вкусу, чем баранья. А, может быть, в Афганистане просто стало меньше баранов, чем советских солдат. К тому же прежде, чем барана убить, его сначала надо вырастить. Для того чтобы убить человека усилий нужно гораздо меньше. Моего солдатика зовут Василий. Вместе с ним идем к повороту на штаб армии. От нашего полка до него не более двух километров. На время праздника Курбан вводятся серьезные ограничения на передвижение по городу и практически полный запрет на движение автомобильных колонн вне города. Но у меня сложилось твердое убеждение, что эти приказы отдаются только для того, чтобы их нарушали. Особенно часто этим грешат старшие офицеры. Хотя возможно для них приказы не писаны. Ведь ни для кого не секрет, что на свете есть белые люди. Которые едят белый хлеб и ездят в белых автобусах. И есть черные люди, которые едят чёрную икру и катаются в черных лимузинах. В полку на пять дней введен запрет на любые выезды. Но из штаба армии в такие дни машин ходит как будто бы даже больше. Служебной необходимости в этом, как правило, нет никакой. Но зато есть возможность показать окружающим, кто в этой жизни белый человек, а кто черный. А может быть, делается просто неосознанно. Главное, что это дает нам шанс добраться до Баграма. И действительно не проходит и пятнадцати минут как от дворца Амина (в нём расположен штаб армии) выезжают два бронетранспортёра БТР-80. Идут на Баграм. На броне народу немного и нам место находится. Зато внутри бронетранспортеров народу как кильки в томате. Похоже, что штатские. В Афганистане солдаты и офицеры предпочитают ездить только на броне. При попадании кумулятивной гранаты или подрыве на противотанковой мине на броне уцелеть шансов куда больше. К тому же и ехать не так жарко. Штатские же слабо представляют принцип действия кумулятивной струи и ударной волны в замкнутом пространстве. Они больше боятся обстрелов. Поэтому и прячутся под броню. Да, там действительно едут штатские. Бэтээры забиты не только людьми, но и музыкальными инструментами, ящиками с аппаратурой. Какие-то артисты едут на гастроли. Можно посмеяться над их неопытностью, но вообще-то они молодцы. Молодцы, что приезжают с концертами к нам в Афганистан. На нашем бэтээре едут два полковника, два молоденьких солдатика-автоматчика и довольно крупный мужчина с хорошо поставленным командирским голосом в брезентовой штормовке. Лицо его кажется удивительно знакомым. Какой-то известный певец. Но никак не могу вспомнить его фамилию. А спросить неудобно. Совершенно неосознанно даю ему кличку «Баритон». На втором бронетранспортёре — капитан из батальона охраны и несколько солдат. Мы не проехали и половины пути. Недалеко от кишлака Мирбачакот колонну обстреляли из противотанковых гранатометов и стрелкового оружия. Ничего страшного не произошло, но водитель нашего бронетранспортера не справился с управлением и слетел в кювет. Мы посыпались как горох с брони на землю. Пришлось останавливаться и второму бэтээру, а бойцам — занимать круговую оборону. Мы лежали под бронетранспортером. Полковники деловито вели огонь из своих автоматов по зеленке. Капитан, по переносной радиостанции Р-148, запрашивал подмогу с ближайшей сторожевой заставы 181-го полка. Почему-то молчали крупнокалиберные пулеметы на бэтээрах. Похоже, пулеметчики не могли пробраться к ним через ящики, музыкальные инструменты и музыкантов. Мы с Василием лежали под бронетранспортером, отдыхали. И наслаждались музыкой боя. По броне бэтээра молотили пули, изредка небольшие песчаные фонтанчики появлялись перед кюветом. Это было так забавно. Мы были дома. На войне. У нас было хорошее настроение. Вот только оружия у нас не было. Дембель Вася свой автомат уже сдал, а я до своего еще не доехал. Правда, у своих разведчиков я взял гранатный подсумок и две гранаты Ф-1. С гранатами жить в Афганистане было куда как веселее. Предлагал взять гранаты и Василию, но он вежливо отказался. Сказал, что его война уже закончилась, и он больше никогда не возьмет в руки оружия. Переубеждать его я не стал. Хотя и чувствовал, что он был не прав. Эта война не закончится, даже когда мы вернемся в Союз. И уж тем более, пока ты находишься в Афганистане. Ведь духи не будут спрашивать, дембель ты или молодой, перед тем, как стрелять или брать в плен. Им такие мелочи по барабану. Поэтому лучше избегать вопросов, ответы на которые никого не интересуют. Да и в плен попадать не хотелось. Гранаты давали такую маленькую возможность. Я протянул одну из гранат Василию. Он молча поблагодарил меня глазами и положил её рядом с собой. Теперь оставалось только ждать, когда освободятся автоматы. На поле боя всегда очень много свободных автоматов. Надо только немного подождать. Либо подождать, когда вокруг что-нибудь изменится. До тех пор делать нам было нечего. Беспокоило только одно, хватило бы патронов. Два наших солдатика-автоматчика молотили в белый свет как в копеечку. Длинными очередями, зажмурив глаза. Скорее всего, ребятки впервые попали под обстрел. Они все делали правильно. В такой ситуации очень важно не застопориться, а сразу же открыть ответный огонь. Они были настоящими героями, эти мальчишки. Хотя и не знали этого. Они всё делали правильно. Но патроны всё равно было жалко. Первым не выдержал наш «баритон». — Сынок, ты не туда стреляешь. Дай-ка сюда автомат. Сказано это было таким тоном, что ближайший к «баритону» солдатик немедленно отдаёт ему свой автомат. Как проштрафившийся ребенок отдаёт своему отцу какую-нибудь игрушку. «Баритон» взял в руки автомат, проверил прицел и открыл огнь в сторону ближайшего дувала. Короткими, в два-три патрона, очередями. Теперь я его узнал. Иосиф Кобзон. Ну, конечно же, как же я сразу не догадался?! Со стороны Кабула появляются две боевые машины пехоты. Сходу они открывают огонь из автоматических пушек по духам. Тридцатимиллиметровые автоматические пушки, установленные на БМП-2 на прямой наводке — страшное оружие. Не случайно духи называют БМП — «Шайтан-Арба». Это действительно машина дьявола. С дьяволом духи предпочитают не связываться. Можно попробовать подбить эту машину из противотанкового гранатомёта или безоткатного орудия. Можно обстрелять из крупнокалиберного пулемёта ДШК. Можно делать с нею практически всё, что угодно. До тех пор, пока БМП не откроет ответный огонь. После этого можно делать только одно. Ноги. Да ещё может быть, молиться. Но сначала — ноги. Бой моментально стихает. Одна из БМП тросом вытягивает наш БТР из кювета. Вторая нас прикрывает. Среди бойцов потерь нет. Только капитана со второго бэтээра шальной пулей немного зацепило в плечо. Вот и не верь после этого в приметы! Не случайно ведь говорят, что находиться во время боя рядом с радиостанцией — плохая примета. Из радиостанции в любой момент может раздаться какой-нибудь глупый приказ. А в сторону радиостанции прилететь какая-нибудь глупая пуля. И трудно сказать, что хуже. У капитана касательное ранение. Ничего страшного. Пока бойцы возятся с бронетранспортером, на скорую руку перебинтовываю его. Живы и музыканты. Но напуганы, конечно же, здорово. А как же иначе, когда сидишь под бронёй и не видишь реального врага. Враг мнимый всегда выглядит куда страшнее. Тем более у музыкантов так хорошо развита фантазия. Через полчаса мы в Баграме, в штабе дивизии. Бронетранспортеры направляются в сторону гарнизонного офицерского клуба (Так официально называют здесь большой металлический ангар, где бойцам три раза в неделю крутят фильмы). Мы с Василием идем в политотдел. Снимаемся с учета и обратно. Время — тринадцать тридцать. Через полчаса мы уже на баграмском перекрестке. Осталось совсем немного, и будем дома. Но наши бы молитвы... Проходит почти четыре часа. На дороге ни одной машины. Ребята с контрольно-диспетчерского пункта советуют возвращаться в Баграм. Сегодня уже точно колонн на Кабул не будет. Тем более что скоро начинается комендантский час. Но завтра в четыре утра у Василия борт на Союз. Следующий только через три дня. И Васю можно понять. Мы останавливаем афганский автобус Toyota. — Шаб бахайр. Коджа рафтим? Кабул? Хуб, сэйс. Берим бахайр (Добрый вечер. Куда едем? В Кабул? Хорошо, понял. Поехали). Мы с Василием заходим в салон. Афганцы здорово удивлены. Шурави не ездят на общественном транспорте. Не ездят в такое время. И тем более не ездят без оружия. Но водитель только кивает нам в ответ. Всё было замечательно. Но доехали мы только до Карабага. Водитель сворачивает в сторону ближайшего кишлака. Объясняет, что сегодня дальше не поедет. На дороге душманы. По каким приметам он это определяет, мне неизвестно. Но спорить с ним бесполезно. Я и сам прекрасно понимаю, что сейчас дорога не безопасна. Спускаются сумерки. Начинается комендантский час. Автобус могут обстрелять не только духи, но и наши посты. Делать нечего, благодарю водителя. Направляемся с Васей к ближайшей заставе. Точнее ближайших застав две. Водитель, как нарочно, остановился точно посередке между восьмой и девятой сторожевыми заставами 181-го полка. Мы направляемся к восьмой, она к Кабулу ближе. До неё километра полтора. А значит, мы еще на полтора километра приблизимся к Кабулу. Это ничтожно мало. Такими темпами к утру нам не успеть. Но на все воля аллаха! Или какого-нибудь другого бога. На горизонте появляется колонна наших КАМАЗов. Они несутся с включенными фарами и на хорошей скорости. На слишком хорошей скорости! Под сотню! Колонны обычно передвигаются со скоростью не более шестидесяти километров в час. Эти ребята явно куда-то спешат. Надеюсь, что не на тот свет?! Но выбор у нас не велик. Если тот свет по направлению к Кабулу, нам по пути. Лишь бы взяли.