|
06:57
860 Омсп. Файзабад
|
|
Рябшев Александр Иванович 860 Омсп. Файзабад 
· Аннотация: Воспоминания А. И. Рябшева о службе в 860 ОМСП в г. Файзабад провинции Бадахшан. Обычно после 50 лет, когда медленно, но неотвратимо приближается день окончания военной службы, задумываешься о прошлом. Начав писать, я целиком погрузился в воспоминания, я как бы вторично проделывал многокилометровый путь, пройденный за два года в Афганистане, ещё раз участвовал во всех боях, опять видел и переживал десятки смертей. В данном рассказе отражены реальные события и люди, связанные с моей службой в период с ноября 1981 по декабрь 1983 гг.
Настоящее уныло, Всё прошедшее нам мило, Сердце будущим живёт! НОВОЕ НАЗНАЧЕНИЕ Каждый человек имеет свою жизнь, у каждого в жизни бывает много хорошего и плохого. Наиболее интересные годы, прежде всего, моей военной жизни прошли в Афганистане в период с ноября 1981 года по декабрь 1983 года, когда я - молодой майор в должности начальника штаба - заместителя командира отдельного мотострелкового полка, имел определённую самостоятельность и использовал знания, полученные в академии имени М.В. Фрунзе по назначению. До конца октября 1981 года я служил в городе Новосибирске заместителем командира 228 мотострелкового полка в придворной дивизии Сибирского военного округа. Полк был полного штата, развёрнутый и вызывал особую симпатию у руководства округа, поэтому с утра и до вечера нас посещали генералы. Причём, каждый требовал своё и, что касалось, прежде всего, его службы. Командир полка не имел самостоятельности, ежеминутно, ежечасно выполнял какие то указания. Заместители командира так же были на побегушках, поэтому-то я организовывал срочную уборку территории полка или столовой, то "улетал" на войсковое стрельбище за 48 км. от Новосибирска и не знал даже, когда приеду домой к любимой жене и сыну, то есть жил по бредовым идеям генералов. Безусловно, за полтора года службы в этой должности мне всё изрядно надоело. Довольно часто в полк приезжали кадровики и я высказывал пожелания, что хотел бы, например, поехать советником в страны Африки или ещё куда нибудь. Летом 1981 года меня вызвали в округ и предложили должность советника командира полка в Эфиопию и я, конечно, согласился. Сравнительно быстро прошёл медицинскую комиссию, сдал все документы и наступила таинственная тишина? Складывалось такое впечатление, что про меня забыли, но не тут то было! В октябре месяце пришёл приказ назначить меня на должность начальника штаба - заместителя командира 860 отдельного мотострелкового полка в город Файзабад, в Афганистан. Это было как то даже неожиданно, ибо ждал одно, а получил другое. Сообщил "радостную" весть жене Люде, погоревали немного, подумали, но ехать надо! Что там происходило, знали только по слухам. В газетах писали, что там жизнь "прекрасная" - солдаты закладывают парки дружбы, сажают деревья, помогают афганцам устраивать свою жизнь. На самом деле оказалось всё наоборот! Наступил день отъезда на новое место службы. Я помню как мы с женой, сыном присели перед дорогой, обнадёжили на будущее друг друга и я, взяв огромный "гросовский" немецкий чемодан, пошёл первым, а за мной жена с сыном. Уже темнело и, чтобы без особых потерь донести этот тяжёлый с формой чемодан пошли задворками через гаражи, погреба, по холмам, за тыльной стороной забора полка. Небо было ясным с мерцающими, бесконечно далёкими, холодными звёздами и уже вышла луна, снег скрипел под ногами, а на душе было тревожно и муторно. Я с трудом тащил свои пожитки и думал больше о жене и сыне: "Как они будут жить здесь два года? Кто поможет им, если возникнет необходимость?" Ответов не находил, но мысленно всё таки надеялся на лучшее. В установленное для сбора отъезжающих время мы прибыли в гарнизонный дом офицеров. Там уже собралась вся команда заменщиков - целых 15 офицеров, из которых обратно вернулось только лишь 9. Последний инструктаж проводил член военного совета округа, который сам никогда не воевал и не имел представления, что это такое, но говорил много и в основном о чести и достоинстве. Старшим назначили меня и определи, что полномочия мои заканчиваются как только вся команда прибудет на пересыльный пункт в городе Ташкенте. Из гарнизонного дома офицеров на автобусах вся команда прибыла с семьями на железнодорожный вокзал за несколько минут до отхода поезда. Быстро погрузились и так же быстро попрощались. Люде я пожелал, чтобы она хранила верность и ждала меня, а сыну сказал, чтобы он хорошо учился и помогал маме и, Всё! Поехали! Как только расселись по купе, каждый офицер достал своё "на дорожку" и вплоть до Ташкента мы заливали новое назначение. В Ташкенте нас, конечно, никто не встретил, поэтому добирались на автобусах, трамваях, но все 15 прибыли в установленный срок на пересыльный пункт. Пересыльный пункт представлялся мне иначе, чем это предстало перед нашим взором: за бетонным забором, на небольшой площади были установлены шесть больших лагерных палаток с металлическими кроватями без матрацев, на которых в пьяном угаре отдыхали, приехавшие из других округов офицеры и прапорщики. Дом неизвестного архитектора - туалет с оторванной дверью находился недалеко от палаток. На КПП восседал подполковник с помутневшими, не просыхающими глазами, который довёл до меня: - Завтра с утра вылет в Кабул и где хотите, там и питайтесь! Снарядили одного из офицеров в магазин. Через несколько минут вся команда Сибирского военного округа ужинала и запивала водкой, а потом безмятежно заснули на металлических сетках в холодных палатках. Рано утром около 6 часов тот же подполковник с помутневшим взором, полупьяным голосом скомандовал: - Всем подъём! Выезд через 30 минут! Автобусы у КПП! Автобусы лихо доставили нас на военный аэродром, где так же оперативно приступили к досмотру таможенники-узбеки. Всех их интересовал только один вопрос: - Сколько бутылок водки везёте с собой? Можно было провозить только две. Правда, у многих офицеров и этого уже не было. Самолёт Ил 76 ждал нас, опустив заднюю аппарель. Мы изрядно уставшие от изнурительной дороги и ожидания, молча, безразлично рассаживались по местам в самолёте, в центре которого под сетями находился какой то груз, по всей длине самолёта. Взревели моторы, затрясся самолёт, а вместе с ним и мы, плавно пошли на взлётную полосу. Уже через несколько минут я рассматривал Ташкент с высоты птичьего полёта, но особого энтузиазма почему то не испытывал - болела голова. Стюардессы, безусловно, не было и ответы на возникающие вопросы мы каждый по своему находили сами. Сначала были только облака и основном гораздо ниже самолёта, потом появились холмы, горки, сплошные горы с заснеженными вершинами. Всем стало ясно, что летим уже по территории Афганистана. Меня удивило лишь одно - обычно на горах растут деревья, кустарники, а в иллюминатор самолёта я увидел тёмно-коричневые, скалистые, какие то враждебные, даже чёрные горы с белыми шапками. Мысленно представил себе, что где то там внизу живут бандиты, что где то там внизу ежечасно гибнут люди. Мы пролетали над Бадахшанской провинцией, как раз там, где находился мой полк. Так вот где мне придётся служить два года? Самолёт пошёл на посадку. Справа по борту, над горами завис вертолёт МИ 24 "Крокодил" из которого в направлении гор полетели огненные "шарики". Я, конечно понял, что это такое, но именно это и вызвало удивление. Почему даже в районе аэродрома Кабула есть басмачи? Когда мы успешно приземлились, к самолёту подъехал грузовой ГАЗ 66 и офицер с повязкой "Дежурный по лагерю", проинформировал всех, чтобы вещи грузили в кузов, а сами выдвигались в направлении палаточного лагеря за колючей проволокой, в окружении боевых машин пехоты. Около КПП палаточного городка нас встретил полковник с южным загаром на добродушном лице и белоснежными зубами. Он поздравил нас с прибытием в 40 армию и сразу же повёл в столовую. Столовая размещалась в палатке, но всё было оборудовано достаточно культурно и обслуживали нас симпатичные официантки. Пока мы жадно поедали то, что нам дали, полковник проводил инструктаж о порядке поведения на территории лагеря, но всё сводилось в основном к одному - за границы ограждения не выходить, в палатках не курить, водку не пить и т. д. В заключении он сделал вывод: - Вы здесь будете жить, как при коммунизме! Захотел покушать? Пожалуйста, и платить не надо! После приёма пищи по одному ко мне! Меня вызвали первым. Полковник сказал, чтобы я брал свои вещи и в сопровождении старшего лейтенанта шёл на посадку в самолёт. Уже через час после приземления в Кабуле, я опять, куда то летел на АН-24? Но на этом полёты не заканчивались. По прилёту в Кундуз меня сразу же перегрузили в вертолёт МИ 6, где произошло знакомство с заместителем командира по тылу полка. Вертолёт взял курс на Файзабад! Через час полёта я окажусь в полку. Вот тут то меня охватило волнение, и я мысленно думал о том как себя вести, особенно первые минуты, после приземления? Зам. по тылу что то объяснял, смеялся, рассказывал анекдоты, но мысли мои были о другом! Внизу на зелёной долине, пересечённой горной рекой, в окружении высоких гор с белоснежными шапками ровно по квадратикам и прямым линиям, виднелся палаточный городок. Сверху видно было всё: где размещается парк боевых машин, склады боеприпасов, ГСМ, где живут люди и как организованно боевое охранение с двойным ограждением колючей проволоки, минными полями, зарытыми в землю танками и БМП, аэродром с вертолётами и в отдалении город Файзабад, какие то большие и маленькие крепости в горах. Было видно, как машина УАЗ быстро выезжает из городка и "летит" на аэродром. Вероятно, уже сообщили, что должен прибыть новый начальник штаба? Вертолёт по-самолетному приземлился и выруливал с взлётной полосы на стоянку. Я заправился и приготовился к высадке. Открыли дверь вертолёта. Первым вышел зам. по тылу и поздоровался с усатым, носатым, армянином, полковником с орденом "Красного знамени" на груди. Я понял, что это и есть мой командир полка, поэтому подошёл к нему и доложил о прибытии. Он довольно улыбнулся и сказал: - Садись в машину! Поговорим дома! В машине больше говорил зам. по тылу и обо всём и ни о чём. Машина очень быстро доехала до городка и подошла к какому то заглубленному сооружению, которое все называли "бункер". На встречу мне от бункера шёл майор Нестеров Валерий. Именно с ним мы учились в одном отделении, взводе в Московском военном училище, а здесь оказывается я его должен был заменить! После долгой дороги меня опять накормили и, причём очень и очень, потом повели в баню с парилкой и бассейном, но на этом не закончилось, а наоборот превратилось в настоящее торжество до глубокой ночи. СТАНОВЛЕНИЕ И ПЕРВЫЕ ОШИБКИ Знакомство с полком и новой должностью начинается, как правило, с представления прибывшего личному составу полка. Так и здесь. На следующий день на построении полка или же, правильно сказать, с теми кто свободен от боевого дежурства, состоялось представление. Командир полка Арутюнян Артуш Тетовосович вывел меня перед строем и объявил: - Майор Нестеров убывает в СССР, а майор Рябшев продолжит начатое им дело! В штабе полка с Нестеровым за один день мы пересмотрели все документы по боевой деятельности полка. Многие из документов были для меня в новизну и далеко не отвечали требованиям действующих уставов и наставлений. Однако, уставы уставами, а реальная жизнь требует корректировки, поэтому к оформлению боевых документов я отнёсся скрупулёзно - изучил все текущие документы Командующего 40 армии по данному вопросу, внимательно оценил по карте всю сложившуюся обстановку в Бадахшанской провинции, ознакомился по документам с размещением 12 гарнизонов полка. На следующий день знакомство продолжилось, но уже непосредственно по районам дислокации, для чего я и Нестеров вылетели на вертолётах сначала в Кишим, а потом дошли и до крепости в Бахараке. Зоной ответственности 860 отдельного мотострелкового полка был горный Бадахшан. Чтобы как-то, хотя бы частично контролировать положение дел в провинции, часть сил полка располагалась в 12 гарнизонах на узловых пунктах, перевалах, мостах. Гарнизон - это звучит внушительно. На самом деле большинство гарнизонов состояли из одного мотострелкового и танкового взводов, а это всего 40-50 человек, 3-4 танка, 3 боевых машины пехоты. Каждый такой гарнизон ежеминутно жил по-боевому, ибо любое упущение сразу использовали басмачи. Днём весь личный состав спал, за исключением боевого охранения, а ночью в полном составе выходил в окопы, на позиции в готовности к отражению нападения противника. Вокруг гарнизонов в ночное время, как голодные волки, кружили банды по 300-600 человек, но открыто пойти на штурм боялись потому, что знали и хорошо изучили эффективность действия осколочных, танковых снарядов. Обычно после 22 часов эти гарнизоны обстреливали из стрелкового оружия и миномётов. Такие бои были скоротечными и заканчивались, как правило, лёгкими ранениями. В районе населённого пункта Бахарак дислоцировался двенадцатый отдельный гарнизон - самый мощный. Там располагался 1 мотострелковый батальон, усиленный двумя установками залпового огня "Град 21", зенитно-пулеметными установками, одной батареей 122-мм. гаубиц. Где-то около полудня, мы приземлились у крепости двенадцатого гарнизона. Нам радостно рапортовал командир батальона майор Грицай. Я осмотрелся и непроизвольно сразу вспомнил художественный фильм "Белое солнце пустыни". Сам командир батальона был в пожелтевшей, полевой, потрёпанной форме, покрытой с ног до панамы пылью, с большим пистолетом на длинных ремнях на боку и чем-то напоминал Сухова. Во всём облике комбата, в его фигуре, лице, подбородке, поведении и обмундировании, не было ничего примечательного или необычного, как говорится, не на чем взгляд остановить. За ним, как в кино, стояла крепость с башенками и часовыми на них, огромными, старинными, деревянными воротами. Вошли в крепость. Весь гарнизон уже был построен повзводно. Какой-то майор подал команду "Смирно" и доложил Нестерову. Представили меня личному составу и начали осматривать всё, что можно. Конечно, в такой крепости не страшен никакой противник - толстые трёх метровые стены, по углам зенитно-пулемётные установки 23 мм. калибра, встроенные в стены казармы, а по средине крепости мечеть, которую приспособили под клуб для просмотра кинофильмов. Комбат умудрился даже завести подсобное хозяйство в виде двух десятков кур и трёх баранов. В общем, жили они не плохо, а главное всё хорошо организовано. В районе Бахарака действовала банда Арифа, но гарнизон она особо не тревожила. Конечно, спокойной жизни тоже не было, потому что периодически банда напоминала о себе, то обстрелом часовых из стрелкового оружия, то обстрелом из миномётов, но это считалось обыденным явлением. На следующий день Нестеров на УАЗе повёз меня к советникам в Файзабад. Советники при 24 афганском пехотном полку, милиции, КГБ находились под охраной афганцев и располагались в отдельном доме с фруктовым садом, ограждённым высоким, каменным забором. Их было около 30 человек и жили они весело, потому что поняли: афганцы в их советах особо не нуждались, а сами советники на это не обижались. Советники знали, что денежки им идут своевременно, а зачем лишний раз рисковать жизнью? Вторая группа советников численностью 8 человек располагалась в здании милиции, и возглавлял её главный партийный советник провинции Николай Николаевич - первый секретарь Кабардино-Балкарской ССР. Советники к руководству полка относились с особым почтением, ибо мы были единственной их надеждой на спасение в критические дни. Нас встретили торжественно с арбузами, дынями, шашлыками и бражкой - спиртного в Афганистане достать было очень сложно. Там же появилась первая моя фотография. С афганским руководством провинции: губернатором, заместителями и начальниками силовых структур знакомство состоялось через несколько дней, в четверг. Почему? Потому что каждый четверг руководство провинции приезжало в полк для согласования всех вопросов, обмена информацией и выработки решений на перспективы. Четверг у афганцев считался как у нас суббота. Много странностей выяснил в первые дни, например, мы - советские люди, весь мир жили в 1981 году, а по афганскому календарю шёл 1361 год. Хотя по многим показателям Афганистан соответствовал именно этому году: полнейшая безграмотность, туповатые, но хитрые люди, как неандертальцы, руководствующиеся животными инстинктами. Крепкое, молодое население с пелёнок видит только насилие, оружие, убийства, поэтому смолоду воюет и грабит. Женщины вообще никаких прав не имеют и работают с восхода солнца и до его заката. Вся территория провинции была разделена на зоны влияния определённых главарей банд и вооружённые драки за её передел были обыденным явлением. На каждой территории, кишлаке люди жили по законам главарей банд и, что интересно, население это устраивало? Мусульманское коварство, обман, предательство - вот основные черты афганца. Поэтому я смотрел на губернатора провинции и видел в его хитроватых, улыбающихся, поблёскивающих, чёрных глазках подлость и предательство. От него можно ожидать чего угодно! Дальнейшая служба это подтвердила. После сдачи дел, Нестеров не понятно по каким причинам, тянул время со своим отъездом и, в то же время, сковывал меня в действиях. Сам ничего не хотел делать и за моей спиной, в беседе со своими "корешами", высказывал мысль, что с его отъездом будет очень плохо. Такие же мысли он внушал командиру. Бывают специфические люди, которые хотят показать свою значимость, вместо того, чтобы помочь быстро войти в курс дела (много лет спустя я встретил Нестерова в академии Генерального штаба, так он не вспомнил даже, что я его заменил в Афганистане!). После очередного звонка из отдела кадров 40 армии ему пришлось убраться из полка. Я облегчённо вздохнул и стал наводить порядок так, как считал нужным. В первых: усилил боевое охранение большинства гарнизонов, распределил и закрепил каждое ущелье, высоту за определённым огневым средством и установил сигналы на открытие огня, провёл тренировки и слаживание всех сил и средств. Во вторых: в отдельных гарнизонах на направлениях наиболее вероятных выдвижения противника установили минные поля, провели инженерное дооборудование. В третьих: все гарнизоны начали разговаривать по кодированным сигналам, а не открытым текстом, как это было при Нестерове. Арутюнян сразу же здраво оценил мою новизну и в последующем уже не вспоминал Нестерова как положительного героя. На декабрь месяц командир мне определил главные задачи - это разобраться с обстановкой в провинции, решить окончательно все вопросы с боевым охранением, разработать план боевых действий на 1982 год. Рабочий день начинался сравнительно рано - в 6 часов. В это время я садился в машину с водителем и одним разведчиком для охраны и выезжал в Файзабад к советникам, к разведчикам Главного разведуправления для сбора развединформации. За один час я успевал собрать все разведданные у разведчиков ГРУ, в милиции, КГБ, даже частенько заезжал к Николаю Николаевичу. На рабочей карте к 7 часам утра была нарисована картинка, синим фломастером с обозначением где, когда, чем будут заниматься басмачи. С 7:30 до 8:10 за завтраком, в офицерской столовой я докладывал командиру наиболее интересную информацию и свои предложения. В 8:30 проводили развод на плацу, а потом занимались планированием в штабе или организацией подготовки личного состава к очередной операции, или вылетали в различные гарнизоны. С 18 до 19 часов докладывал начальнику штаба армии всё за прошедшие сутки и отсылал подтверждающую мой доклад кодограмму. В 20 часов работа заканчивалась, мы ужинали и ложились спать, однако, с 22:00 и до 2:00 начиналась ночная жизнь, связанная с приёмом докладов, принятием мер по отражению нападения басмачей на гарнизоны, организацией вывоза раненых и т. д. И так почти каждый день, если не проводились боевые операции. Командир и все заместители, за исключением двух - по тылу и по вооружению, жили в бункере - это два помещения общей площадью 30 м. В одном из них мы спали, а в другом был оборудован командный пункт. От стрелкового оружия, безусловно, он защищал надежно, но от миномётного огня нет. Крыша у бункера была сделана редко положенными брёвнами, покрытыми не обрезной доской и рубероидом. Главное преимущество бункера, в отличии от палаток и щитовых бараков, заключалось в том, что летом здесь было прохладно, а зимой тепло. Определённую помощь в моём становлении как начальника штаба боевого полка оказал командир - Артуш Тетовосович. Когда я приехал, у командира заканчивался второй афганский год, и он уже навоевался. Артуш Тетовосович особо не лез в планы боевых действий, да и сам всегда старался не участвовать в их реализации. Понять его было можно. Прошло два года, а где его замена? Замены не было и ему определённо сказали: - Так как Вас выдвинули на вышестоящую должность в Афганистане, то послужите ещё полгодика, годик - дополнительно! Главный принцип Арутюняна был простой: - Берегите своих подчинённых. Лучше израсходуйте неограниченное количество снарядов для уничтожения басмачей, чем потеряйте хотя бы одного солдата. Относиться к людям надо так, как Вы хотели бы, чтобы они относились к Вам! И я с ним полностью был согласен. Ведь мы здесь не выполняли очередной план ударной пятилетки и особой необходимости в "диком" героизме не было. Мы находились на чужой земле и воевали для того, чтобы у власти остались выгодные для нас руководители. Сами же эти руководители были туповатые и своими безмозглыми действиями противопоставили себя всему народу. Причём, например, наш губернатор провинции не доверял начальникам силовых структур, а они говорили мне, что он душман - враг. Артуш Тетовосович довольно часто придерживал меня и всегда советовал не спешить, но я был молод. Мне очень хотелось провести лично что нибудь самому. Ночью, когда раздавался телефонный звонок, Арутюнян не спешил брать трубку, хотя телефон находился от него и от меня на расстоянии вытянутой руки, на тумбочке. Он ждал, что буду делать я и, какие команды последуют от меня. Видно было, что он не спит, но выжидает? Я брал трубку, отдавал какие либо распоряжения, а командир внимательно слушал и, если было не так, как он думает, то он вскакивал, ругался скороговоркой, выхватывал трубку и наводил порядок. Так продолжалось полтора месяца. Наступило 10 января 1982 года. В этот день вечером, в бункере Артуш Тетовосович объявил: - Тебе, Александр, и Каминскому пора попробовать свои силы в горах! Подполковник Каминский Евгений - это заместитель командира полка, так же как и я по срокам прибыл в полк, был по возрасту одногодок с командиром, но выглядел моложе. На следующий день озабоченный, сразу после развода я беседовал с начальником разведки полка капитаном Казачёк. Он предлагал прощупать кишлак Какан в ущелье Аргу. От пункта дислокации по прямой 7 км., а если топать ножками по горам, то выйдет не менее 12 км. Предложение было вполне разумным потому, что со мной должна действовать разведывательная рота при поддержке огня артиллерийского дивизиона и под прикрытием вертолётов. За два дня провели все организационные и подготовительные мероприятия, разработали необходимые документы. 13 января проводить рейд в Какан не решились - день плохой. Наступило 14 января. Уже к вечеру я уточнил задачу всем участникам рейда в Какан. Определил, что выдвижение начнём в 22 часа. К этому времени артиллерийский дивизион должен выйти на огневые позиции и быть в готовности к открытию огня. Как нарочно в 18 часов заморосил дождь, который постепенно усилился, подул ветер. Я периодически выходил из бункера и думал, когда же он закончится? В 21.30 пришёл к разведчикам в палатку. Они были готовы. Начальник разведки проинформировал меня, что обычно в такой дождь, в былые времена, никогда операцию не начинали. Однако, надо учитывать, что эта первая моя операция и отменить её граничило даже с трусостью. Объяснять Казачку я ничего не стал, а просто дал команду: - Вперёд! Действительно, выдвигаться было сложно уже с первых минут. Представьте себе тёмную, тёмную ночь, без единой звёздочки. Холодный, порывистый ветер в лицо. Дождь сыпит мерно и неторопливо, холодный, зимний, афганский дождь, которому, казалось, и конца не будет. По узкой дорожке, гуськом по одному идут чёрные силуэты. Чем круче становится склон, тем чаще падают солдаты - ведь тёмно: коричневые горы уже превратились в скользящую тёмно-коричневую грязь. Идём молча. Каждый, вероятно, думает о своем, а я, в основном, о правильности выдвижения в район Какан. Главное дойти до цели и не заблудиться, что вполне возможно - на расстоянии двух метров уже ничего не видно? Ориентируюсь в основном по огонькам, которые очень редко зажигаются в кишлаках, или лаю собак, водоразделам, горным хребтам. В голове колонны вместе со мной идёт командир роты старший лейтенант Ломак - бывалый офицер, и я на него надеюсь. Периодически наша колонна останавливается и мы прислушиваемся. Пытаюсь увидеть, что нибудь в бинокль ночного видения, но не тут то было! Бушлаты, брюки - всё промокло. Командир роты говорит, что это "семечки", всё ещё впереди! В час ночи вместо дождя пошёл снег, а под ногами уже не чавкала грязь, а похрустовал лёд. Климат в Афганистане интересный - в январе, например, дневная температура может быть 20-25 градусов тепла, но ночью в том же районе возможно минус 15. Если поднимаешься в горы летом, то на трёх километровой высоте лежит снег и температура минус, в то же время, в долинах 50-55 градусов в тени. Солдаты основательно промокли, но тепло, энергия, выделяемая при подъёме в горы, не давала мёрзнуть. Хребты относительно пологие, правда и узенькая дорожка, куда то пропала, под ногами всё чаще попадаются булыжники. Вышли на ровное горное плато. Впереди, в непроглядной мгле залаяли собаки, и прозвучал выстрел! - Что это? - спросил я. - Наверное, душманский пост перед кишлаком Какан. Вот как его обойти? - сам себе задал вопрос командир роты. Минуты три мы напряжённо вслушиваемся. Собаки уже не лают; я слышу возбуждённое дыхание командира роты - он стоит рядом, слышу, как бьётся моё сердце и только периодические порывы ветра и снега в лицо перекрывают все остальные звуки - ни лая, ни шума, ни говора мы уловить не можем? Потянулись минуты напряжённого ожидания. Тишина, стоявшая над погруженным во мраке горным плато, казалась мне зловещей. Охваченный тревогой и нетерпением, я почти неотрывно глядел в густую тьму, висевшую на северной окраине Какан. К нам подошёл начальник разведки, посовещались и решили спуститься вниз в ущелье к высохшему руслу реки и далее выйти к кишлаку. Риск большой, потому что в горах побеждает тот, кто выше и контролирует высоты и перевалы, но ночь то "хоть выколи глаза" - ничего не видно! Спуск по крутому склону был сложнее. Здесь уже все шли на четырёх опорах. И руки, и ноги осторожно искали выступы. Выдвижение замедлилось. До рассвета оставалось не более двух часов, а мы ещё только спускались к сухому руслу реки. Периодически, по радио запрашиваем артиллеристов для проверки их готовности, но им то что? У них всё хорошо! Сидят себе в перекрытых щелях, блиндажах, в тепле, с чаем и едой, в окружении боевого охранения. Вот и русло реки! Я собрал командиров и уточнил задачу: - Главное с подходом к кишлаку обойти его справа и слева и занять все командные высоты, не дать возможности отхода противника в южном направлении. Прочёсывание начнём с рассветом! Разделились на две группы по 30 человек и пошли каждый к своим высотам. С правой группой разведчиков действовал Казачёк, а я и командир роты с левой. Рассвет наступил стремительно, а мы ещё полностью не заняли высоты, не заблокировали южное направление. Я торопил левую и правую группы, однако усталость, холод, ночной порывистый, ледяной ветер своё дело сделали, и разведчики старались, как могли. Внизу под нами на эффективной дальности стрельбы из винтовки виднелись заснеженные крыши кишлака. Кишлак спал! Это хорошо! Но только я об этом подумал, как из Какан низким басом, разборчиво, не спеша, заработал крупнокалиберный пулемёт в направлении нашей группы. Стреляли экономно по 3-5 патронов в очереди, прицельно. Одновременно с пулемётом застрекотали, защёлкали и горы где находились наши. Что делать? Пулемёт ДШК - это серьёзное оружие, тут без артиллерии не обойтись. Разведчики прятались за камни, одновременно вели огонь в направлении ДШК. Я запросил огонь артиллерии. Первый пристрелочный снаряд попал в центр кишлака, в 100-150 метрах от пулемёта. Это было очень прилично, поэтому следующая команда последовала немедленно: - Одной батареей, по двадцать снарядов, огонь! Вдалеке, за горизонтом гор послышались выстрелы артиллерии и уже, через несколько секунд весь кишлак вздрогнул, затряслась земля, заохали, застонали горы. Снежная пыль, бурая кусками глина, какие то брёвна, доски полетели вверх и разные стороны. Пулемёт душманов замолк, но весь кишлак как потревоженный муравейник зашевелился, на улицы и улочки, дворы выбежали люди в белых, синих штанах, коровы, овцы. Я запросил вертолёты огневой поддержки, но из-за плохой погоды - низкой облачности, полёты запретили. На южной окраине Какан появились группы мужчин по 3-5 человек, которые убегали в направлении ущелья. Причём, бежали так быстро и так высоко прыгали через препятствия, что им могли бы позавидовать самые выдающиеся спортсмены Олимпийских игр! Некоторые из них были с оружием, но сопротивляться не думали, теряя на бегу свои головные уборы, полураздетые, даже босиком, все улепётывали в чёрные скалы. Я несколько раз стрелял из автомата по одному маленькому, толстенькому в чалме душману. Трассеры ложились то справа, то слева, но никак не хотели остановить его. Однако по какой то причине, он всё-таки упал и больше не вставал. Команду на перенос огня артиллерии по ущелью я дал, но, может быть, с некоторым опозданием. По ущелью артиллеристы выпустили более 100 снарядов, а нашли мы там всего одного убитого. Настало время чистки кишлака. Оставив на господствующих высотах пулемётные расчёты, мы, не спеша, с двух направлений, начали спускаться к кишлаку. Сопротивления никакого не было. Да и люди опять исчезли. Остались только гавкающие собаки, блеющие овцы да коровы. Когда спускались с гор, периодически, короткими очередями вели огонь по кишлаку. Может быть и для того, чтобы самим не было страшно? Моя группа подошла к окраине Какан, к высокому забору из булыжника. Все разведчики в группе были разбиты по тройкам - это наиболее рациональный вариант действий при чистке, когда каждый страхует своего товарища. Через несколько минут все 30 человек растворились и исчезли. Куда?! Со мной был командир роты, два связиста, один огромный разведчик с маленьким автоматом. То справа, то слева послышались автоматные очереди, несколько раз взорвались ручные гранаты? Разведчики после проверки домов, с населением кишлака должны были собраться у двухэтажного, глинобитного дома, вероятно, там жил бай? По времени на всё отводилось 60 минут. Я же со своей группой зашёл в один дом, посмотрел, как живут афганцы. Там никого не было, но у входа в 2-3 метрах от двери была вырыта нора. Командир роты пояснил, что хозяин, наверное, залез туда. Как выкурить его? Как вызвать, пригласить на беседу? Оказывается очень просто! Командир роты пожёг "синеглазку" - это дымовая шашка со слезоточивым газом и бросил её в дыру. Оттуда повалил дым, а мы встали с подветренной стороны, ждём, держим оружие в готовности к открытию огня. Через 2-3 минуты в дыре появилась испуганная морда в чалме, в слезах, рыдающий, мычащий что то не понятное вылез мужик лет 30-35, потом дед, женщина похожая на бабу Ягу. Ничего не объясняя, наш огромный разведчик собрал их в кучу и мы последовали дальше. Так дом за домом, набрав человек 20, и вышли к указанному мною ориентиру. Здесь уже было много народу. Начальник разведки к нашему приходу поделил всех на тех, кто мог бы стрелять в наших солдат и тех, кого целесообразно оставить в кишлаке. Увидев меня, Казачёк предложил отобранных забрать в полк с собой и там разобраться с привлечением работников КГБ Афганистана, остальных оставить и предупредил: - Вертолётов нет! Да и нас всего 60 человек, целесообразно "делать ноги". Через час-два сюда подтянутся банды. Можно пожизненно остаться в этом кишлаке! Я сам понимал, что пора уходить. Забрали трофеи: один ДШК, 6 автоматов, 2 винтовки "БУР", распределили тех, кого берём с собой равномерно по колонне (в случае обстрела колонны, бандиты будут вынуждены вести огонь по своим) и в путь. Домой всегда идти приятно, потому что там тепло, горячая еда, баня. Шли быстро, без привалов, ни от кого не скрываясь и в основном по горным хребтам. Через 4 часа пути проходили КПП в пункте постоянной дислокации. Меня встретил на КПП Арутюнян, поздравил с началом боевой деятельности, спросил, как всё проходило, дал несколько дельных советов. В бункере уже накрыли стол, и все замы томились в ожидании. Героем дня был, конечно, я. Особых поздравлений не было, но своих 200 грамм я выпил и сразу же стало хорошо, тепло на душе. Потом пошёл в баню, отмыл всю грязь. В бункере на кровати лежал Каминский - заместитель командира. Ему не терпелось узнать, что и как происходило - он ещё ни разу в таких мероприятиях не участвовал. Я всё красочно, подробно рассказал, а потом непроизвольно заснул. 4 февраля 1982 года проводил уже вторую боевую операцию в районе кишлака Чаки-Абдуль, приблизительно 16 км. от пункта дислокации. В район операции привлекались: 2 мотострелковый батальон, батальон афганского пехотного полка, разведывательная рота полка. В период выдвижения нас поддерживал артиллерийский дивизион, а в ходе боя Файзабадская эскадрилья вертолётов огневой поддержки. Выдвижение к Чаки-Абдуль осуществлялось тоже тёмной, тёмной ночью. Мы вышли на высоты 2,5-3 км., где помимо холодного, сильного ветра, был ещё и глубокий снег с ледяной коркой сверху. Идти было очень трудно. Ледяной наст, присыпанный свежим снегом, ломался, ноги глубоко вязли в сугробах. Ветер, дувший теперь в бок, швырял хлопьями прямо в лицо. Пришлось двигаться гуськом. Проваливаясь в снег и тяжело дыша от быстро нарастающей усталости, я поражался силе и выносливости разведчиков, которые шли впереди и, по сути дела, прокладывали нам путь. В период выдвижения была допущена существенная ошибка - на подходе к объекту операции, разведывательная рота наткнулась на душманский пост охранения. Бандиты отсиживались в домике в горах, в тепле, полагая, очевидно, что в такую ночь вряд ли может случится какое либо происшествие. Одного басмача захватить удалось без выстрелов, но второй, как дикий заяц, "поскакал" к своим. Допрос захваченного бандита ничего не дал, а наоборот усугубил положение дел - бандит вырвался и побежал по склону. Чтобы не упустить его из вида, капитан Мельник открыл огонь из автомата трассирующими пулями, а это как сигнальные ракеты в тёмную ночь. Душман упал, но идти в район операции было уже, вероятно, бессмысленно. Однако теплилась надежда на лучшее и я приказал выполнять поставленную задачу. Из назначенного района банда численностью около 200 человек ушла не задолго до нашего прихода. 8 февраля 1982 года для проверки состояния маршрутов подвоза ГСМ, продовольствия, боеприпасов в полк прибыла комиссия с начальником оперативного управления Туркестанского военного округа полковником Кицак. Командир мне поставил задачу: - Взять одну мотострелковую роту на БМП и провести всю комиссию по маршруту Файзабад, Кишим. Сама по себе дорога была очень сложной, протяжённостью 110 км. На некоторых горных серпантинах танк Т-62 не мог проехать, так как гусеница не умещалась на проезжей части. Дорога проходила по наведённым мостам, горным серпантинам, через кишлаки, где спокойно жили басмачи, её постоянно минировали. Именно на этой дороге разворачивались жестокие бои с мятежниками. Для бандитов дорога была источником жизни - нападая на колонны они получали продовольствие. боеприпасы, горючее. Вдоль дороги справа, слева в кюветах, в промоинах валялась подбитая, разграбленная, советская техника, что оказывало удручающее влияние на наших бойцов. 9 февраля в 6 часов утра колонна начала движение. С воздуха нас сопровождала пара вертолётов МИ-24. Сравнительно быстро мы прошли одну треть всего маршрута. В ходе марша я периодически высаживал сапёров с собаками на вероятные районы минирования дороги, а иногда по опасным ущельям открывал огонь из пушек на БМП. Сапёры - молодцы! В районе кишлака Кури на дороге нашли тщательно замаскированную противотанковую мину. Хотя её обнаружили своевременно, сама мысль, что дорога местами минирована и в любой момент можно взлететь на воздух, всё время давит на психику, создает какое то паскудное внутреннее напряжение, от которого я никак не мог избавиться. Когда подходили к кишлаку Артынджилау, по радио сообщили, что две последние БМП обстреляли с гор басмачи. Я увеличил скорость и быстро вышел из зоны обстрела, а в район расположения бандитов направил вертолёты, которые сразу приступили к их уничтожению. К 15 часам подошли к кишлаку Баладжари. В этом кишлаке постоянно дислоцировалась банда Вадуда численностью более 300 человек. Дорога проходила через кишлак и объехать его было просто не возможно. Подъезжая к Баладжари, я обратил внимание, что на крышах, на улицах, во дворах ходят дети, женщины, некоторые, так называемые, дехкане - крестьяне, а это верный признак того, что нападать на нашу колонну не собираются. Проезжая через кишлак, я видел с какой ненавистью и злобой дехкане смотрят на нас. Все два километра дороги через кишлак держал руку на тумблере радиостанции и в любую секунду готов был дать команду "Огонь!", но всё обошлось. Впереди в 5 км. от Баладжари виднелся Кишимский гарнизон полка. Въехали в гарнизон, попрощались с комиссией, я взял у командира 3 батальона майора Карпенко два танка в голову колонны, для усиления и мы с ходу пошли в обратную дорогу. Расчёт был предельно прост - от Кишима до очередного ближайшего гарнизона 20 км., если мы сейчас проехали этот участок и дорога оказалась не заминированной (население Баладжари, вроде бы, не собиралось сегодня воевать), так лучше сегодня же проскочить этот наиболее опасный участок и переночевать в другом гарнизоне. Я ошибся! Уже подъезжая к Баладжари увидел, что население как по команде исчезло, кишлак вымер? Ревели моторы танков и боевых машин пехоты, колонна медленно втягивалась в Баладжари. Внезапно в эфире прозвучал сигнал тревоги: - Первый! Я броня! Первый танк подбит! Горит! И тут началось нечто невообразимое! Справа и слева по колонне почти одновременно открыли огонь басмачи. Пули лязгали о броню, гранаты от ручных гранатомётов летали то с правой, то с левой стороны. Я скомандовал: - Пушки ёлочкой! Огонь! Небо, я земля, отработай справа, слева от колонны! Хорошо, что пара вертолётов висела над нами. Она сразу пошла на боевой курс и запросила помощь из Файзабадской эскадрильи. Остановить колонну в окружении 300 басмачей было бы преступно, поэтому командир танкового взвода решал всё! Танк погасить удалось, но он не мог стрелять - из гранатомёта пробили пушку с двух сторон и был ранен механик-водитель, но танкисты нашего полка ребята были смышлёные. Колонна снова поползла вперёд. Вертолётчики опустились на высоту 50 метров и на огромной скорости, выпуская ракеты, стреляя из трёх пулемётов, то и дело курсировали вдоль колонны. Я на боевой разведывательной машине подъезжаю к промоине в центре кишлака и, тут выскакивает мужик в белой чалме, синих шароварах и с 30-40 метров стреляет из гранатомёта в левый борт машины. Раздаётся оглушительный взрыв, я падаю на сиденье командира, так как стоял по пояс в люке и моя машина перегораживает всю дорогу - упирается в каменный забор. В машине густой белый дым? Механик водитель по внутренней связи кричит мне: - Товарищ майор! Горим! И убегает из машины. Наступило какое-то шоковое состояние, растерянность, во рту у меня пересохло, сердце колотилось, как бешенное! В голове только одна мысль: "Что делать?!" По радиостанции мне что то докладывали, но я слушал и не слышал! Что делать?! Прошло минут пять. Я посмотрел вверх на открытый люк, увидел, что по прежнему летают трассеры, протянул правую руку вправо и назад и нащупал сапог наводчика машины, дал ему команду: - Непрерывно вести огонь из пушки и пулемёта! Посмотрел вперёд к механику-водителю на пуль и через дымку увидел светящиеся лампы и приборы. Значит не так всё плохо? Полез к механику на сидение, завёл машину и дал задний ход. Машина без причины начала поворачивать налево? Я дал передний ход и она по той же траектории упёрлась в забор и заглохла? Высунулся из люка, посмотрел на левую гусеницу - оказывается, у БРМ перебило гусеницу, частично намотало на ведущую звёздочку и подпёрло под верхний броневой лист. Стало ясно - уже никуда не уедешь и вся колонна стоит за тобой, кроме двух танков, которые вот-вот сожгут. Даю команду танкистам: - Развернуться и подойти ко мне! Всех предупреждаю, чтобы задним ходом начали отход в Кишим. Танкисты, используя вес и броню своих машин, начали валить на пути движения афганские мазанки. На бешеной скорости подлетели ко мне. Разбираться не стали, набросили тросы на БРМ и под грохот канонады медленно потянули меня из кишлака. Я оказался в последней машине и через тримплекс видел, как из различных ворот, из-под заборов, каких то ям выползают бородатые животные, перебегают, пытаются выстрелить из гранатомётов, некоторые безжизненно падают прямо на дорогу - это подлетели вертолётчики и долбили их всем, чем можно. В 18 часов, то есть почти через три часа боя, все сосредоточились в Кишимском гарнизоне. Проверили людей. Оказалось, погибло двое, шесть человек имели ранения. По радио доложил Арутюняну, который меня обматерил с ног до головы, назвал плохими словами и приказал выдвигаться обратно послезавтра. Убитых и раненых в тот же день забрали вертолётчики. На следующий день все усиленно готовились к бою: ремонтировали повреждённую технику, пополняли боекомплект. Я с командирами взводов разрабатывал тактику действий. Ведь идти придётся опять через это пропащее место, но мысленно себе уже определил, что с бандой Вадуда надо кончать. 11 февраля в 8 часов готовые к бою, попрощавшись с командиром 3 батальона Карпенко, мы двинулись в неизвестность? Душа и сердце моё клокотали! Самое главное надо собраться мыслями, не растеряться и действовать так, как намечено. По моей просьбе первая пара вертолётов должна прихватить с собой по две 250 кг. бомбы. Подъехали к Баладжари на дальность 800 метров, я остановил колонну и смотрю в бинокль - враждебный кишлак вымер?! Даже животные и то исчезли. Никого не видно. Значит, будет бой! Стало ещё страшнее. Такие чувства испытывал, вероятно, не я один. БМП по воздуху не летают, надо ехать. Была, ни была! Будь, что будет! Даю команду бронегруппе: - Пушки ёлочкой! Это значит - первая машина разворачивает пушку вправо и ведёт огонь справа, вторая влево и так по всей колонне. Следующая команда: - Небо, я земля, прошу бомбы по центру Баладжари! Колонна набирает скорость. В центре кишлака в небо взметнулись и грязь и брёвна. Даже через шлемофон я услышал мощные разрывы бомб. Не доезжая до окраины кишлака 300 метров, даю следующую команду: - Из всех видов оружия, огонь! Вся колонна ощетинилась языками пламени и трассирующими пулями. Въезжаем в Баладжари, идём со стрельбой не останавливаясь, пехота бросает ручные гранаты за каменные заборы справа и слева. Всё стреляет, взрывается, гудит и рычит, над нами проносятся вертолёты и так же поливают огнём всё, что можно. Инициатива в наших руках! Басмачи обалдели! Они не ожидали такого. С их стороны постреливают, но это далеко не так, как было 9 февраля! Выскакиваем из кишлака, вот теперь мусульмане собирайте труппы! По радио мне сообщили, что есть тяжело раненый, надо остановиться и оказать помощь. Отъехав от Баладжари на два километра, останавливаю колонну и бегу к БМП, где раненый. Его уже вынули из БМП и положили на траву. Он как-то судорожно дышит, без сознания, ранение в грудь. Фельдшер делает два укола "Промедола", перевязку, грузим и продолжаем движение. На других участках мы обстреливали все кишлаки и не дожидались, когда это сделают душманы. По приезду в полк, Арутюнян меня выслушал внимательно, поругал, а потом сказал: - В таком положении мог оказаться и я сам, но то что два труппа есть - это несмываемая вина командира, то есть твоя вина! Солдат надо беречь! Час расплаты с бандой Вадуда настанет, но об этом позже. После "путешествия" в Баладжари я два раза ходил в засады с разведротой на возможные маршруты выдвижения банд мятежников. Но засады проводить не интересно, особенно зимой. В район проведения засады обычно выдвигались в 20 часов и располагались вдоль маршрутов, блокируя близлежащие высоты. Сидели по 5-8 человек с небольшим интервалом. Курить нельзя, разговаривать нельзя, можно только мёрзнуть. Придут басмачи, или не придут - тоже не понятно? Иногда мы охотились на душманов, а они на нас. Участие в засадах - это дело новичков, блох задаром кормить или геморрой отращивать. Мне хотелось большего. 14 марта 1982 года, имея в распоряжении два батальона, я руководил операцией в районе Гумбади-Паин. Провели её успешно. Здорово потрепали банду Басира, но сам главарь ушёл. Много пленных, оружия и небольшие потери с нашей стороны. Поле этой "зачётной" операции Арутюнян сделал вывод: - Александр, теперь я за свою смену спокоен. Давай действуй, но не спеши! В последующем всех, кто приезжал в полк, Арутюнян отсылал ко мне и особенно не вникал в подробности предстоящих боевых действий. ЛУЧШИЕ БОЕВЫЕ БУДНИ 
|
|
|
| Всего комментариев: 1 | |
|
|
|
