Иванов Сергей Иванович
Афганский дневник

Аннотация:

Часть первая.
   16 ноября 1986 года я пересек границу Афганистана. Этот день разделил мою жизнь на две половины. Вторую половину мне ещё предстояло узнать...
   Я убывал в Афганистан без особого рвения и желания. Военные люди не выбирают, куда прикажут, туда и едут служить кадровые офицеры и прапорщики, отстаивая интересы своей страны. После службы в Центральной группе войск, в Чехословакии, у меня был заграничный служебный паспорт. Я не был обременен семейным положением. Меня не нужно было обеспечивать квартирой... Поэтому сотрудник отделения кадров Туркестанского военного округа предложил написать рапорт о добровольном направлении меня для прохождения службы в составе ограниченного контингента Советских войск в Демократической Республике Афганистан. Накануне отправки, я разговаривал по телефону со своими родителями, ничего не сказал о своем новом назначении, только младшему брату Олегу намекнул о службе в Афгане.
   Самолет на Кабул должен был вылетать ночью. Уже не помню, каким способом я добрался до аэродрома Тузель (Ташкент-Восточный), последние двести метров шел пешком по ночному Ташкенту и тащил полный чемодан вещей, привезенных из Чехословакии. Видел, как тяжелый тягач медленно буксировал раскачивающийся Ил-76-ой по широкой городской улице, на которой были убраны электропровода.
   Под утро мы взяли курс на Кабул. Соседи, летевшие к новому месту службы, молча наблюдали за происходящим. Каждый по своему, и я в том числе, переживали и были наедине с собственными мыслями. Неизвестность и неопределенность, страх и тревога - вот эти четыре слова, которые характеризовали моё состояние. Что будет дальше? Как пройдет полет и посадка? Где и в каком месте буду служить? Как сложится дальнейшая судьба? Останусь ли живым и вернусь ли домой?...
   Подлетая к аэродрому Кабула самолет начал снижение. Посадка проходила не так, как это происходит в обычных, мирных условиях. Для обеспечения безопасного расстояния от точки возможного обстрела до самолета, существовала зона, которую обеспечивали наземные части боевого охранения аэродрома. Самолет должен попасть в охраняемую зону, начать снижение почти вертикально по спирали, делая два витка перед посадкой, не давая возможности противоборствующей стороне произвести выстрел из переносного зенитного ракетного комплекса или крупнокалиберного пулемета. Одновременно самолет производил отстрел так называемых ловушек (пиропатронов). Их тепловой эффект был значительно выше температуры выходящих газов воздушного судна, что осложняло прицеливание инфракрасной головки самонаведения ракеты. Кроме этого, в небо поднимались вертолеты для сопровождения транспортных самолетов. Всю картину происходящего мы, сидевшие в Ил-76, прочувствовали на себе. Уши не просто закладывало, они сворачивались в трубочку. Легкая паника и ужас охватили нас. Вся посадка заняла считанные минуты, лайнер благополучно приземлился на взлетно-посадочной полосе Кабульского аэродрома. Груз облегчения свалился с плеч.
   Яркое афганское солнце, несмотря на середину ноября, ласкало своими жаркими лучами. Встречавший нас колоритный старший прапорщик в рыжих усах, зычным голосом скомандовал прилетевшим, пройти за ним, на территорию Кабульского пересыльного пункта. Нас построили, распределили по модулям казарменного типа.
   Из громкоговорителей то и дело доносились объявления о необходимости сдать кровь, соответствующей группы, оглашался список военнослужащих, которым необходимо было собрать вещи и проследовать к месту посадки для отправки в свой гарнизон или в штаб 40-й армии.
   Мы сдали свои документы для определения своей дальнейшей участи. Ближе к обеду, вновь прибывших военнослужащих собрали в большом металлическом ангаре, который одновременно служил клубом и столовой. Молодой замполит провел с нами беседу о нравах и обычаях народов Афганистана.
   После просветительского мероприятия, вместо пищи познавательной, стали потчевать дарами съедобными. Несмотря на откровенно плохо приготовленные блюда, я без разбора съел все, что было приготовлено, потому что к этому моменту я не ел почти двенадцать часов.
   В столовой я познакомился с летчиком, командиром звена Су-25, из Кандагара, который возвращался из командировки в Союз. Алексей был в кожаной летной куртке и в летном камуфлированном обмундировании, подтянутый, с голубыми глазами, брюнет - таких мужиков любят женщины. Я обратил внимание, что питался он не так, как все остальные и спросил его: "Почему у тебя другой рацион?" На что он ответил, что у него летный паек по талонам.
   В модуле мы расположились на соседних кроватях и разговорились о службе. Алексей уже второй раз в Афганистане. После года службы, летный состав и обслуживающий технический персонал заменялся в Союз.
   Тем временем, по громкой связи в очередной раз объявили, что срочно требуется третья положительная группа крови. Как раз у меня была такая группа. Я первый раз решил сдать кровь, за это полагалось двое суток к отпуску и дополнительный паек, в виде шоколадки, двух банок консервов, пачки печенья и банки сгущённого молока.
   На пересыльном пункте кипела своя, особая жизнь. Кто-то прилетал в Афганистан, а кто-то улетал в Союз или к новому месту службы в Афгане.
   Интересно было наблюдать за вновь прибывшим контингентом, коим был и я. По бетонному тротуару прогуливалась одна весьма интересная особа женского пола, привлекавшая к себе внимание. Она была одета в короткую юбку, которая еще больше усиливала и приближала мужские взгляды.
   Незаметно наступил вечер, в клубе показывали фильм с ужасным звуком, который то и дело прерывался из-за объявлений и обрывов кинопленки. Суета не прекращалась ни на минуту. В модуле играли на гитаре. Несколько офицеров расписывали преферанс. Война была где-то далеко и совсем рядом... Мы с Алексеем приготовились немного поспать. После новых впечатлений, раздумий и тревог, я провалился в безмятежный сон. Не помню, сколько я спал, но сон мой и моих соседей был прерван раздавшимся поблизости мощнейшим взрывом. Я автоматически свалился под панцирную кровать. Алексей невозмутимо лежал рядом, и не скрывая улыбки, стал успокаивать меня, говоря, что всё уже позади. И правда, зачем падать, когда взрыв уже прогремел.... Не показывая, что испугался, я встал, отряхнулся от толстого слоя прикроватной пыли, как вдруг ещё один взрыв прогремел в ночной тишине. Выбитые окна в углу нашего модуля и осколки стекла подтвердили опасность происходящего. Вот тут я наконец понял, я на войне.... Затем было еще несколько разрывов реактивных снарядов, которые уже не представляли опасности для нас, обитателей пересыльного пункта, но несомненно принесли боль и горе неизвестным нам людям...
   Наутро моего нового друга Алексея вызвали для отправки в Кандагар. Широким гусарским жестом он отдал мне пару своих талонов. Мы попрощались. Алексей пожелал нам обоим, чтобы количество взлетов соответствовало количеству посадок. Впервые от него я услышал выражение, что "не бывает ничего в жизни в последний раз, бывает только крайний раз..."
   На пересыльном пункте я провел почти неделю. Не знаю, чем было вызвано мое столь длительное пребывание, но мне порядком это надоело. Народ сменял друг друга, а я всё никак не мог определиться, где же я буду служить...
   Наступил день когда, наконец, объявили мою фамилию и номер борта Ан-12-ого на Кундуз. Окружающие, с которыми я успел познакомиться, одобрительно закивали головой. Хорошо, что в Кундуз, на север страны, а не на юго-запад, куда-нибудь в Кандагар. "Если хочешь жить как туз, поезжай служить в Кундуз", такая поговорка "ходила" по Афганистану.... Получив в каптерке свой чемодан, я чуть было не опоздал к самолету, который стоял уже с запущенными двигателями на дальней стоянке и поднятой нижней створкой грузового отсека. Я с трудом закинул чемодан, попробовал самостоятельно загрузиться, но с первой попытки не получилось. Затем чья- то мощная рука подтолкнула и закинула меня в чрево самолета... Боковые створки закрылись. Почти половина самолета была загружена деревянными ящиками с фамилиями и адресами доставки скорбного груза-200. Рядом, на развернутом брезенте лежали туши говяжьего мяса. По бортам самолета сидели человек двадцать солдат и офицеров. Мне досталось место в корме Ан-12-ого...
   В мыслях о предстоящих событиях и встречах, время в полете пролетело незаметно. Самолет "садился" по-афгански, под прикрытием пары Ми-8-х... Ситуация усугублялась тем, что при изменении давления, воздух внутри фюзеляжа наполнялся смесью запахов, исходивших от грузов. Шасси самолета коснулись твердой поверхности, наступило несравнимое ни с чем облегчение...
   В тот момент я еще не знал, что мне не раз предстоит "путешествовать" по северным провинциям Афганистана на различных типах воздушных судов...
   Спустя несколько месяцев, когда транспортные самолеты стали летать по ночам, родились эти строки:
  
   Ночь темна, только звезды мерцают,
   Тишина..., но никак не уснуть,
   Это гул самолета прорвался наружу,
   И пытается в небе спираль завернуть.
  
   Тем, кто там, им, наверное, туго,
   Уши всмятку, прижало к скамье,
   Да и прыгать, наверное, глупо,
   До земли 2500, я в себе...
  
   Гул моторов всё ближе и ближе,
   Подустали работать в кромешной ночи,
   Им бы надо бы просто выжить,
   Всё спокойно, сиди и молчи.
  
   Ну а летчик, знать парень бывалый,
   Заложил свой вираж на второй уж виток,
   Без отстрелов идет, и на малом,
   Он заваливает на восток.
  
   И с востока, под рев моторов,
   В крайний свой, крутейший вираж,
   Двести метров осталось, посадка,
   Всё, не сбили сегодня вас...
  
   Часть вторая.
  
   На аэродроме Кундуза меня встретили и отвезли на бронетранспортере в расположение батальона. Поездка заняла минут десять, не больше. При въезде в батальон, по обе стороны от ворот, я увидел два крыла, забетонированных в постамент. Это был один из символов нашего батальона, так называемые "крылышки". На входе справа стоял магазин военторга, за ним солдатская казарма. Слева, напротив магазина, какие-то незнакомые мне пока помещения. Штаб батальона с пристройками располагался в двадцати метрах прямо перед въездными воротами. Все строения были выкрашены в серый цвет. Территория была ухожена, ровные бетонные дорожки, зеленые насаждения, в виде небольших раскидистых, похожих на пальмы растений. Между штабом и солдатской казармой, рядом с глубоким оврагом, я увидел открытый бассейн, загороженный щитами с плакатами и наполненный водой, который вызвал у меня удивление.
   В замешательстве я стоял и не знал, куда же мне идти и что делать дальше. Согласно Уставу внутренней службы, мне необходимо было представиться своему новому командиру части. Кто-то из офицеров сказал, что комбат в бане и придется немного подождать. Через некоторое время меня пригласили в помещение штаба, который одновременно служил и местом для проживания комбата. Моему взору предстала небольшая комната, в которой сидел сержант-писарь, попросивший у меня все документы. Затем меня пригласили к комбату. Я зашел в кабинет-спальню. В кресле сидел худощавый молодой человек, лет двадцати восьми, в махровом халате, в солдатских прикроватных тапочках. Я слегка напрягся и не знал, как обращаться к командиру. Он, видя моё замешательство, сам назвал свое звание, должность и предложил продолжить установленный церемониал. Теперь уже я четко, как учили, отрапортовал: "Товарищ капитан, старший лейтенант Коряков, представляюсь по случаю назначения на должность командира взвода!" Мы обменялись с ним и присутствующим в кабинете начальником штаба батальона, рукопожатием. Начались расспросы, какое училище я закончил, где служил до Афганистана? Сергей Геннадьевич Перевозчиков, мой новый командир батальона, рассказал о батальоне, о роте, в которой я буду служить, и в чем заключались особенности моей новой службы. Мне предстояло еще одно путешествие - убыть на вертолете в северо-восточную провинцию Бадахшан, на аэродром города Файзабада, где располагалась первая рота батальона.
   Комбат выразил сожаление, что время года, в которое я прибыл, было прохладным. Иначе со мной должны были устроить ритуал, который проходили все, вновь прибывшие офицеры и прапорщики батальона. А ритуал заключался в следующем. Начштаба, под предлогом ознакомления, забирал у офицера все имеющиеся документы, а кто-то незаметно подходил сзади и толкал прибывшего в бассейн. Если честно, не хотел бы я оказаться в такой ситуации. Может со стороны такая процедура скрашивала афганские будни, выглядела смешно и комично, но для виновника сего события это был дополнительный стресс.
   Между тем, быстро наступил вечер. Меня определили на первое время пребывания, до отправки в Файзабад, во вторую роту батальона, которая находилась в километре юго-западнее управления батальона. Нужно было пешком, с чемоданом преодолеть широкий овраг, глубиной около тридцати метров. Тут я впервые увидел и почувствовал, что такое афганская пыль. Эта была не просто пыль, а мучная, мелкодисперсная субстанция. Мои сапоги проваливались в неё, поднимая пыльное облако, которое я хватал своим носом и ртом. Пыль оседала на обмундирование, сапоги и забивалась во все открытые участки. Когда я пришел на заставу второй роты и на свету увидел себя в пыли, долго отмывался, но все попытки были тщетны.... С этой пылью я прожил в Афганистане почти два года. Чуть позже я услышал, что за два года в Афганистане военнослужащие увозят по два кирпича в своих легких, это было недалеко от истины...
   Я вовремя попал к ужину. Офицеры и прапорщики второй роты сидели за накрытым столом. По случаю знакомства, в знак гостеприимства, или по другой, неизвестной мне причине, старшина разлил по рюмочкам, представляющим собой пластмассовые колпачки от упаковки для хранения и перевозки НУРСов, в обиходе прозванные "нурсиками", домашний самогон.
   Мое тело расслабилось, обмякло и успокоилось. За разговорами мы просидели недолго. Меня отправили спать на выносной пост первого взвода второй роты. В маленькой землянке, в крохотной комнатенке, я провел первую на новом месте службы ночь.
   Утром из штаба батальона пришло распоряжение о сборе офицеров, для участия в методических занятиях руководителей групп политзанятий, которое проводилось в клубе 201-й мотострелковой дивизии. К назначенному времени собрались все свободные от службы офицеры дивизии, в том числе и офицеры нашего батальона, с которыми я виделся впервые. Многих из них, как оказалось впоследствии, я видел в первый и в последний раз, по причине того, что подразделения находились на удалении друг от друга и часть военнослужащих вскоре уехали по замене в Союз, а на смену им прибыли новые офицеры и прапорщики.
   Из всех присутствующих я выделялся своей серой повседневной офицерской шинелью и глаженными хромовыми сапогами. Мне казалось, что все смотрят только на меня. Но, как говорится, нет худа без добра. У стены клуба, в компании сослуживцев, я увидел старшего лейтенанта со знакомой широкой белозубой улыбкой. Это был весельчак Шура Полянский, мой однокашник по Омскому общевойсковому командному училищу. Он подошел ко мне, мы обнялись. Он был удивлен и увидев меня спросил: "Юра, ты, что здесь делаешь"? "То же самое, что и ты, Саня", - ответил я. Мы перекинулись с ним новостями об однокашниках. Срок его службы подходил к концу. Он был командиром роты в Кундузском разведбате. Затем я увидел офицера, с которым служил в 30-й Иркутско-Пинской дивизии, в Чехословакии. Он рассказал, что приехал в сентябре и служит в 149-м мотострелковом полку. В перерыве между занятиями ко мне подошел полковник Шеходанов Владимир Николаевич. Под его началом я служил в Чехословакии, в 30-й гвардейской Иркутско-Пинской, шести орденоносной мотострелковой дивизии. Он запомнил меня по учениям Щит-84, в которых мне посчастливилось принимать участие. Наша мотострелковая рота в составе первого батальона наступала совместно с Венгерской народной армией. Моему взводу выпала честь, на стыке двух дружественных армий, в непосредственной близости от наблюдательной вышки, на которой находились министры обороны стран Варшавского договора, "атаковать" условного противника. В ходе каждодневных тренировок он запомнил мое лицо. И когда мы встретились с ним взглядами уже в Кундузе, приветствовал меня. Спустя десять месяцев, судьба вновь сведет меня с этим офицером. Но это будет совсем другая история. А сейчас мы постигали новые горизонты и методы политического образования в деле воспитания беззаветной преданности и патриотизма своих бойцов.