|
05:50
Где-то далеко, под Кандагаром
|
|
Вячеслав Емшанов
"Где то далеко, под Кандагаром" 
Первая часть
Где-то в конце февраля 1984 года в наш 398 вертолетный полк, расквартированный в поселке Магдагачи Амурской области, привезли "эстафетные палочки". Так называлась программа подготовки и замены в Афганистане летного состава - "Эстафета". На этот раз требовалась эскадрилья Ми-8 количеством в 22 экипажа. Начали утрясать списки. Основу составила наша 1 вертолетная эскадрилья во главе с подполковником Устиновым Сергеем Афанасьевичем. Как всегда, кто-то заболел, кто-то не смог, кого-то не успели ввести в строй, так что не обошлось без участия летчиков 2-й эскадрильи (уже воевавших в Афгане). Март - апрель прошел в полетах. Нас - молодых пилотов ускоренно "подтягивали" до уровня готовности к боевым действиям днем в сложных метеоусловиях и ночью в простых, одиночно и в составе пар. В мае всех отправили в отпуск. Собрались все к началу июля. Нас расписали по экипажам, парам, звеньям. Я был назначен ведомым к капитану Юрию Михайловичу Наумову, в звено к капитану Александру Николаевичу Шипунову. Числа десятого июля мы погрузились в самолет и полетели переучиваться всей эскадрильей в г. Торжок на новую боевую технику - Ми-8мт. Дорога была дальняя, вместе с продуктами на дорогу коллектив капитально запасся водкой, и первый этап перелета с ночевкой на аэродроме Домна под Читой вылился в веселую и даже с перебором пирушку. Подполковник Устинов был вне себя. Утром он построил в сторонке всех от командира экипажа и выше и дал волю своему негодованию. Некоторое время мы угрюмо внимали, потом один из "отличившихся" - капитан Кузнецов В.М. начал покаянно бормотать: "Золотые слова, командир! Золотые слова, командир...". Все заулыбались. Перед самолетом на бетоне снова построение, теперь уже досталось нижестоящим - летчикам-штурманам и борттехникам. В "разгар веселья" прибежал запыхавшийся ст.лейтенант Алексей Соболев - летчик-штурман Мигдята Матурина. "Старики" послали его за водкой и штук шесть топорщились у него в "авоське". Командир был непреклонен: "Соболев! Бей!". Леха растерянно огляделся. Все пожали плечами - мол, бей, чего уж там. Бутылки одна за другой погибали на прибетонной гальке и вдруг: издав характерный звук: - "дзинь, дзинь..." последняя осталась цела. Всеобщий возглас удивления. Командир-кремень: - "Соболев, бей!" Леха кидает ее осторожней - "Дзинь, дзинь, дзинь". - Бутылка цела! Всеобщий вздох восхищения. Командир неумолим: - "Соболев, бей". Леха осторожно роняет бутылку на гальку. "Дзинь, дзинь". Бутылка цела!!! Из строя с отчаянным криком: "Все, командир, до трех раз!" выбегает капитан Литвинов, хватает бутылку и сует ее за пазуху кожанки. Все смеются до слез, командир тоже. Разрядка. Грузимся и летим дальше. Две недели теории, по часу дали подлетнуть. Кабина совсем другая, новая электроарматура, новое оружие, новый высотомер, ДИСС-15 (Доплеровский измеритель скорости, сноса), хвостовой винт тянущий. Машина значительно мощнее, приемистость (время выхода двигателей с режима полетного малого газа на взлетный) с 15 сек. На Ми-8т уменьшили до 9 сек.. Только некоторое впечатление дубоватости ручки управления (видимо жестковатые загрузочные пружины). На обратном пути сели ночевать в Барнаул. Командир разделил всех на три группы для ночевки. Я попал в группу из 25 человек, отправленных к вокзальному коменданту. Пошли вчетвером к дежурному помощнику. Хамовитый старлей с железнодорожной эмблемой за стойкой, цедя слова через губу, посоветовал нам убраться. Капитан Александр Профит не согласился с ним и выразил сильное желание попробовать на прочность "фейс" старлея. Загнав "обидчика" под стол, бездомные, но довольные собой мы направились к отелю "Барнаул". Облом. Пухлая блондинка за стойкой лениво сообщила, что мест нет. Заняли все диваны в фойе и приготовились спать сидя. Вася Литвинов "сотоварищи" начали "прибалтывать" блондинку. Результат сказался минут через 15. Зовут меня - мол, оформляем всех. Чудны дела твои, Господи! Только что мест нет и тут же нашлось сразу 25. Утром блондинка за стойкой нас в упор не видела - презирала. А Васька Литвинов сплюнул на крыльце и, махнув рукой, подытожил: "А... нечего... домой ведь летим...". Еще запомнилось, как на следующий день при заходе ночью в Магдагачи командир самолета Ан-12 дважды пытался посадить наш самолет на улицу поселка вместо взлетной полосы. Хорошо, он не стал этого делать третий раз и ушел на запасной. Потом были сборы на войну. Мне выделили однокомнатную квартиру в третьем доме. Я затащил туда кровать, стиральную машинку и лишние тряпки. Перед отлетом в Афган, 15 августа весь полк построили на полосе, вынесли знамя. Было уже прохладно, по утрам +4?. Все были в кителях. Командир полка пожелал боевых успехов и "живыми и здоровыми вернуться на родную Магдагачинскую землю". Только много позднее, в Кандагарском пекле (при 47-49? жаре) я оценил его слова. "... Эх, сейчас бы в Магдагачи, да уши слегка отморозить..." Мелькнула под крылом Амурская область. Ил-76 везет нас в Узбекистан. К вечеру следующего дня сели на аэродроме Ханабад г.Карши. Сухой зной. +40?С. С крыльев капает конденсат. В воздухе висит пыльная дымка. День кажется желтоватым. Ночевка в казарме, на полу. Ночь душная. Аппетит пропал. Утром нас перевезли вертолетами на аэродром Каган (пригород Бухары). Разместили кого где. Я дня три прожил в учебном классе среди наглядных пособий гидро, противопожарных, топливных и других систем. Здесь нам прочитали множество лекций о районе будущего пребывания, дали сделать несколько полетов - на горную площадку, в зону и т.п..Только я ничегошеньки не понял. Инструктор с местного полка вцепился в управление с прикриком "давай-давай, время, план". Только я собирался что-нибудь сделать сам - вертолет или уже валился вниз, или лежал в глубоком вираже (это инструктор гнал программу). Ребят поспрашивал - у всех так. Решили - ладно, на месте как-нибудь сориентируемся. По прибытии в Бухару выяснилось, что фрукты здесь стоят копейки и их очень много. В сочетании с жарой и, следовательно, жаждой - через несколько дней у многих расстроился кишечник. Я не был исключением. В Бухаре встретили День Авиации. Хочешь - не хочешь, выходной. Поехали, посмотрели старый город, медресе, крепость. Ничего особенного. Та же жара, пыльная глина, орудия пыток - не восхищает. Через неделю после Бухары перевезли в Чирчик показать нам горный полигон. Красивый город Чирчик - везде зелень, арыки, прохлада. Полигон не помню. Поднялись куда-то под облака, вышли на боевой курс. Инструктор кричит: "Видишь?". Я - "Нет!", - "Видишь?" - "Нет!" - "Стреляй быстрей, сейчас проскочим!". Стрельнул. Куда улетела, не видел. Ладно, и с этим придется на месте. 27 августа поднялись в 400, быстренько поели, собрались и поехали в Тузель проходить таможню и грузиться в самолет. Закрылась рампа - прощай, Родина! Через два часа наш Ил-76 начал снижение в Кандагаре. Наконец - тишина. Открывают рампу. В лица дохнуло, как из духовки. Нас встречают, аж подпрыгивая от счастья, ребята, которых мы меняем. Среди встречающих наши магдагачинцы - Серега Захаров, Толя Гуртов, маленький, черный, как чертенок, Саня Томах, Вячеслав Чадаев... Приехал и командир полка полковник Горшков Вадим Григорьевич. Среднего роста, с копной сильно седых волос, властным голосом и жестом, он произвел впечатление... Кратко обрисовал нам ситуацию. Мол, сейчас полк участвует в очередной операции, все расскажем и научим, а пока - устраивайтесь. 280 отдельный вертолетный полк с первых дней войны в Афгане. С января 1980 года. 4 эскадрильи. Первые две Ми-6 (контейнеры), третья (наша) Ми-8 (пчелы), четвертая Ми-24 (шмели). Кроме того, вместе с нами базировались две-три эскадрильи ударных самолетов. Сначала это были Миг-23 (грифы) и Су-17 (стрижи) - истребители-бомбардировщики. После добавились еще и Су-25 (грачи) штурмовики. Аэродром был хорош. ВПП (взлетно-посадочная полоса) 80?3300м асфальтно-битумная, очень ровная, с широкими рулежками, сточными канавами - американцы сделали на совесть. Наш городок находился километрах в 2-3 от летного поля и стоянок. Кроме нашего городка был городок мотострелковой бригады, госпиталь , гауптвахта, прокуратура, банк, виллы афганских советников, авиационный афганский полк. Оба военных городка были огорожены "колючкой" и охранялись, аэродром - тоже. Кроме того, все это было заключено в один огромный круг обороны с электрозащитой, минными полями и через 200-300 метров блокпостами. Изнутри авиабаза прикрывалась артиллерийскими батареями и батареями залпового огня "Град" и "Ураган". Ну а защита сверху ложилась на авиацию, на "пчел" и "шмелей". В сам город Кандагар мы никогда не ездили, кстати, он находился в 25-30 км к западу от нас, за горушками. О его красотах сказать ничего не могу. Знаю только, что основан он был, как и Кабул и Герат, еще Александром Македонским. Город делит надвое горная гряда. Через город течет река Аргандаб, сливаясь ниже города с речкой Дари. Для реки Аргандаб в скале пробит туннель. Речки эти питают всю окрестную зелень - виноградники, поля, деревья, окраинную кишлачную зону. Зона эта и есть т.н. "Кандагарская зеленка". Именно там, в кишлаках Талукан, Зангабад и др. душманы скапливали оружие, переправленное через пустыню, готовили кадры и упорно нам сопротивлялись. Кстати, о пустыне. К югу от Кандагара шириной километров 150-180 и глубиной 200 км и далее в Пакистан уходит пустыня Регистан - огромное красное песчаное море. Высота барханов достигает 10 этажного дома и выше. Это тоже поле нашей деятельности, причем активной. Границы между Афганистаном и Пакистаном в пустыне существуют лишь на картах. Душманы наладили снабжение через пустыню с помощью караванов и на машинах. Основная "лошадка" - иранский "Симург". Легковая кабина на два-три человека, сзади кузов на 1,5-2 тонны, высокий клиренс и большие, как у Джипа колеса. За сиденьем водителя устанавливался бак для увеличения дальности, а в кузове обычно пулемет ДШК (Дегтярев-Шпагин крупнокалиберный - 12,7мм) на треноге. Большей части машин удавалось за ночь проскочить пустыню, но находились "торопливые" с вечера и "опаздывающие" с утра - эти, в основном, и были нашей "добычей". По всей пустыне валялись сгоревшие машины. Ежедневно наша ударная авиация наносила 2, 3, 4 бомбо-штурмовых удара по бандформированиям, расположенным до 250 км от Кандагара, как на равнине, так и в горах. На нас (нашу эскадрилью) возлагалась задача по ПСО - поисково-спасательное обеспечение этих ударов и фотографирование результатов. Пара вертолетов обычно вылетала за час, час + 20 минут до назначенного времени удара. Если ставилась задача, ведущий подсаживался к нашим агентурщикам, брали на борт предателя с переводчиком. Предатель показывал пальчиком - какой дом бомбить, штурман сбрасывал САБ (светящаяся авиабомба) без парашютов. САБ горел на земле белым дымным факелом. Через минуту после сброса САБ пара вертолетов уже была в 3-5 км в стороне, а на факел САБа истребители-бомбардировщики валили бомбы. Минут через 10-15, если все целы, ведомый с большим фотоаппаратом на створках шел и снимал результаты удара. Ну а если кого-нибудь из истребителей сбивали - обязанностью пары Ми-8 было вытащить сбитый экипаж. Слава Богу, это случалось не часто. Кроме того, постоянно, круглосуточно на аэродроме дежурила пара Ми-8 - поисково-спасательное обеспечение и звено Ми-24 - как средство немедленной огневой поддержки. Рядом с модулем дежурных сил зачем-то постоянно дежурил танк Т-62 с экипажем. Все это и многое другое мы быстренько изучили, пока меняли ребят. Через 5 или 6 дней они погрузились в самолет и отбыли домой. А мы остались выполнять задачи и жить в Афганистане. О жизни. Быт был скромен, но функционален. Жили мы в фанерных модулях, привезенных из Союза. В комнатах по 4-6 человек. В нашей жило 6 человек. 2 двухъярусные койки и две "одиночки". На окнах, на дверях трофейные занавески, антресоли для чемоданов, шкафчики для посуды, канцелярский стол, пара тумбочек, четыре стула. На полу в нашей комнате лежал линолеум. Основной источник жизни в комнате был, конечно же, кондиционер БК-1500. Мы его регулярно чистили и он нас ни разу не подвел. Когда на улице было +47?С, в комнате было, как в погребе (+19?С). Кто понимает - оценит, как приятно было "проболтавшись" целый день на жаре, уснуть ночью под одеялом. Старший летчик (мой ведущий) капитан Наумов Юрий Михайлович носил кличку "Дед", хотя было ему тогда 29 лет. Был он 182 см роста, очень сильный (кандидат в мастера спорта по классической борьбе и по боксу). Характер он имел жесткий и спросить умел и с себя и с подчиненных, но при этом он был лишен высокомерия и барства. Юра отлично рисовал. В комнате он сразу красиво оформил график дежурства и уборки помещения - против каждой фамилии шел длинный ряд разделенных по диагонали клеток. Здесь же висел красный карандаш. Юра тут же взял тряпку и вымыл пол в комнате, а потом закрасил первый треугольничек. Доступно и демократично - все будут видеть, у кого меньше треугольничков, того и очередь. При этом Юра изрек известную с детства истину - "Чистота - залог здоровья". И ведь у нас в комнате никто не заболел желтухой. На столе у нас никогда не валялась грязная посуда. Даже после нечастых пирушек, когда еще лень вставать, еще идет разговор, Юра первый вставал и молча начинал убираться. Тут уж рассиживаться было неудобно. В комнате у нас всегда было сто грамм водки для гостей, кусок сала, консервы и сухари. Все праздники в комнате отмечались семейно. Когда прапорщик Игорь Тугаринов (по кличке Горыныч) второй раз вернулся из Союза "пустой", т.е. не привез "семье" выпить, Юра спокойно, но доходчиво объяснил, что отныне тот лишается права присутствовать на таких "семейных" застольях. Игорек месяцев шесть уходил в курилку с пачкой Беломора, пока кто-нибудь не выйдет и не скажет, мол, все, иди спать. Юра не был весельчаком, много не говорил, не любил пустозвонства, имел тяжелый взгляд, некоторые его побаивались. К 1984-му году Наумов уже имел за плечами год работы в Кабуле ведомым у Сурцукова (ныне генерал-лейтенант авиации) и орден "Красной Звезды". Летал Наумов осмотрительно, но перед инструкциями не преклонялся, перешагивал, при необходимости, не задумываясь, о ведомом он всегда заботился, особенно, пока я не освоился. Но по мелочам не опекал. Подполковник Наумов погиб через 15 лет, в 1999 году, во "вторую Чеченскую", будучи уже Героем России и кавалером пяти боевых орденов. Сгорел в вертолете после посадки в Ботлихском районе Дагестана - в вертолет влетел ПТУР (противотанковый управляемый снаряд). Летчик-штурман Наумова - старший лейтенант Олег Тараненко _ симпатичный, улыбчивый украинец, неконфликтный товарищ и грамотный штурман. Мой летчик-штурман - лейтенант Анвар Сибагатулин - высокий, худой, желтолицый татарин с Термеза. Анвар отлично знал узбекский язык и временами был у нас за переводчика. Наша с ним подготовка оставляла желать лучшего, и мы оба учились. Взаимопонимание в экипаже тоже пришло не сразу, но через определенное время мы "притерлись" друг к другу и работали весьма слажено. Кроме нас четверых, в комнате жили два бортовых техника. Вышеупомянутый прапорщик Игорь Тугаринов. Рыжий детина, родом из Беларуссии, Игорь отличался безалаберностью в быту, больше всех подвергался критике Наумова. Эксплуатировать Игорю досталось вертолет N 05. Этот вертолет имел собственную историю. Когда экипаж в составе Хозяинова, Мельникова и Карпюка начал запускать двигатель на площадке где-то в горах - в лебедку - прямо над входной дверью попал снаряд из безоткатки. Командира Василия Хозяинова слегка царапнуло сверху по черепу, борттехник Тарас Карпюк в это время пятился задом из пилотской кабины и ему осколки попали в ягодицы. Досадное вышло ранение - ни себе посмотреть, ни людям показать. Дыра в фюзеляже была 50?50 см. Усилиями техников все электрожгуты спаяли, на пробоину наложили огромную заплату. Вертолет благополучно пролетал с нами весь год и погиб уже при наших заменщиках. Шестой житель комнаты - старший лейтенант Володя Бойко - невысокий брюнет с ворчливым характером и "детским" размером фуражки - 53. По штатному расписанию он числился у меня в экипаже, но с ним мне в Афгане летать не пришлось. Дело в том, что вертолеты в эскадрилье были разные - процентов 60 были старые, изношенные Ми-8т (или "т-эшки") и 40% были относительно новые Ми-8мт (или "мт-эшки"). Поскольку ведущий обычно сам садился на ограниченные, пыльные площадки, чтобы забрать раненого, высадить начальство и вообще он выполнял основную работу, то обычно летал на "мт-эшке", ведомому давали, что оставалось, ну и с учетом выполняемой задачи, конечно. Чаще всего это была "т-эшка". Хотя у Виктора Теселкина, например, (борттехника) бN39, была отличная, сильная, мягкая в управлении "т-эшка". В сентябре нам пригнали четыре новых - еще краска не просохла "Мт-эшек". С протектированными и заполненными пенополиуретановыми кубиками (заполнитель предотвращающий взрыв бака и повышающий живучесть вертолета) баками. Володю Бойко назначили на бN56. Если нам в пару назначали этот вертолет, то на нем летал ведущий. Еще о быте. В каждой эскадрилье была построена своя баня. У нас была баня с бассейном, парилкой, душевой и прачечной. Специально выделен был прапорщик и два солдата обслуживать баню. Два раза в неделю, по средам и субботам, работала парная. Топилась баня керосином (на это мы не жалели). Температура была в парной 140-150?С. Чтобы сесть на полк? с собой брали специальные сидения из слоеной фанеры. Веники были эвкалиптовые - этого добра у нас много росло под окнами модуля. Душевая работала каждый день. Т.е. вечером смыть с себя грязь и пот имел возможность каждый. Но парная была у нас вроде праздников и выходных. И если мы мотались по Афгану с ночевками на чужих аэродромах, к парной всеми правдами и неправдами стремились попасть домой. Через несколько дней после нашего прилета все задачи стали полностью "наши". Надо было работать. Командир звена Шипунов Александр Николаевич слетал со мной на правом сиденье в Калат. После полета еще уточнил: "Справишься?". И дал добро на самостоятельную работу. Несколько слов о Шипунове. Своего рода, Александр Николаевич был один у нас такой. Практически непьющий, педантично исполняющий все приказы и наставления. Шипунов никогда не загорал, шляпу-панаму носил с шиком, как мушкетер. К своим обязанностям относился очень добросовестно, я бы сказал - ответственно и мог замучить до невозможности, очень вежливо требуя какую-нибудь запись в тетрадке. Летчиком Шипунов был опытным и отважным. В 1982-м во время высадки десанта в Панджшерском ущелье в кабине у Шипунова взорвалось три зенитных снаряда, он получил более 70 (!) осколков, кровь с лица брызнула на приборную доску. Недрогнувшей рукой Шипунов привел вертолет на аэродром. И в дальнейшем, в сложной и опасной обстановке Александр Николаевич действовал исключительно мужественно. Но жизнь, слава Богу, состоит не из одних подвигов. У Николаича обнаружился один интересный "пунктик". Стоило подойти к нему с каким-нибудь пустяковым вопросом и попросить его принять ответственность на себя, и решить вопрос единолично, как при слове "ответственность" - Николаич менялся на глазах: он замолкал, надолго задумывался и после раздумий обычно отказывался принимать это самое решение и отправлял дальше по инстанции. Вместе с тем, он был у нас самый грамотный командир звена, вообще самый грамотный летчик. Ведомым у Шипунова был пензенский татарин Мигдят Рустямович Матурин. Он был похож на абрека. Худой, жилистый, с большой лысеющей шишковатой головой. Крючковатый нос и пронзительные голубые глаза. К этому можно добавить Митькину манеру гортанно говорить, и образ "свирепого кавказца" готов. На самом деле Митька (как мы его ласково звали) был добрейшей души человек и всеобщий любимец. В начале сентября мы парой заступили дежурить в ПСО на аэродроме. В первую же ночь в 200 нас подняли на "первый батальон" за раненым. Первый батальон нашей мотострелковой бригады располагался по другую сторону (к западу) от Кандагара в степи. Вертолетная площадка там была маленькая 70*70 м и толстый слой похожей на цемент пыли. После взлета я отстал от ведущего. И машина была слабее, и ориентироваться пришлось непривычно - три строевых огонька сверху на хвостовой балке у ведущего (летали мы полностью без огней). Догнал ведущего только над площадкой первого батальона. Юра уже забрал раненого и взлетал. На этот раз я постарался не отстать и держался рядом до самого аэродрома. На аэродроме снова конфуз - упустил контроль над скоростью. После ближнего привода выяснилось, что скорость около 200 км/ч. Благо, мы были без огней, и никто не видел, как я "загнул" вираж над торцом полосы, чтоб плавно загасить скорость. Моих красных от стыда щек тоже никто не видел. Днем также выяснилось, что у меня не очень со взлетами и посадками по-самолетному. Хорошо, что взлетная полоса была 80 м шириной - первые посадки получались слегка "по-диагонали".  |
|
|
| Всего комментариев: 0 | |
