|
05:42
Люди и судьбы
|
|
АВТОР: ЮРИЙ ШЕСТАК
Игорь Сапрыкин: Всем мужикам свойственно проверить себя – сдюжишь или нет 
Его БМП подбили во время операции по освобождению бойцов, взятых в плен душманами. Игорь Сапрыкин прослужил в Афганистане один год, четыре месяца и два дня. Еще семь месяцев провел в госпиталях после тяжелого ранения. Поднявшись на ноги, стал помогать покалеченным войной «афганцам». О том, что попал в «горячую точку», ничуть не жалеет, говоря о том, что все мужики так или иначе стремятся проверить себя – сдюжишь ты или нет. Накануне памятной даты – 15 февраля исполняется 25 лет со дня вывода советских войск из Афганистана – Игорь Сапрыкин рассказал «Вслух.ру» о самом тяжелом в его жизни испытании. Стояли под Кандагаром «Проходил срочную службу в разведроте 70-й отдельной гвардейской дважды Краснознаменной орденов Михаила Кутузова и Богдана Хмельницкого II степени кандагарской бригаде, войсковая часть №71176. Оказались едва ли не в самом пекле: стояли под Кандагаром недалеко от города Гиришки. Меня призвали 12 апреля 1985 года, и что характерно, практически все значимые для меня события в дальнейшем выпадали на праздничные дни. 22 апреля, в день рождения Ленина, нашу команду отправили на самолете в Тбилиси. Затем на поезде – в учебку, где мы пробыли до конца июля. Из 550 человек в учебном полку 500 готовили для прохождения службы в Афганистане. Попасть в Афганистан не стремился и не пытался увильнуть, все вышло само собой. 2 августа – в день ВДВ – наш самолет приземлился в Кандагаре. Помню, как в аэропорту перед нами стояла колонна дембелей, все красавцы – в парадной форме: кителя, тельняшки, береты, у многих на груди ордена и медали. Все это, конечно же, произвело на нас тогда сильное впечатление. Интересуемся у дембелей, мол, как тут жизнь? Нам сходу: «А-а. Вешайтесь, молодые». Мы за словом в карман не лезем: «Ну вы же не повесились. Езжайте, отдыхайте. Наша очередь пришла!» Получилось так, что волею судьбы попал в разведроту, а через десять дней пришел такой хороший мужик, капитан Игорь Хотин и забрал меня и еще двоих новобранцев в подразделение охраны особого отдела. Наша задача следовала из названия необычного подразделения – охранять своего командира, особиста из КГБ. По сути, мы стали его телохранителями во время боевых операций. В свою очередь, особист присматривал за солдатами, чтобы не было мародерства и прочих нежелательных явлений. Первое боевое крещение состоялось в районе Мускалы, где проходила крупная войсковая операция. У моджахедов здесь были свои склады. Их нужно было найти и уничтожить. За спинами солдат капитан не прятался. Во время операции все время был в гуще событий. И мы вместе с ним. Ощущения от первого боя, конечно, не передать: было страшно, особенно когда ты видишь смерть людей. Перед нами подорвалась на мине машина с бойцами. Саперы быстро осмотрели дорогу, и мы поехали дальше по той же дороге. И кто знает, где следующая мина. Наверное, сущность мужика и заключается в том, что он может переломить в себе страх. Только дураки ничего не боятся. Населенный пункт был блокирован со всех сторон. Склады нашли, задачу выполнили. Буханкой по танку не выстрелишь Вскоре меня вернули обратно в разведку. За время службы участвовал в трех армейских операциях и совершил порядка ста выходов в разведку. А утром – подъем, шестикилометровая пробежка до аэродрома и обратно, потом еще полчаса до завтрака занимаемся на турниках. И так каждый день. Уходили на задания практически через каждые сутки, естественно, по ночам. Помню, как в районе Какарана уничтожили афганский трактор. Казалось бы, едет мирная техника с прицепом. В прицепе сверху коробки с фруктами, а под ними… реактивные снаряды, которые «духи» запускали на расстоянии с помощью нехитрых приспособлений: дырявой банки с водой, проводов и двух батарей. В банке с водой на плавающей деревяшке один контакт, внизу – другой. Вода постепенно вытекает, деревяшка опускается, контакты замыкаются. За это время «духи» успевают скрыться, поэтому нет никакого смысла давать ответный огонь. В качестве направляющих для реактивных снарядов зачастую служили два мешка с песком. Ракету клали между ними. Мы уже знали, что тракторист повезет боеприпасы. Остановили, забрали ракеты, трактор сожгли. По нам сразу же открыли огонь моджахеды. Пришлось вызывать артиллерию. По «духам» так жахнули, что они сразу заглохли. А мы ноги в руки и бегом в расположение роты. Все пацаны были выжатые, сухощавые, но при этом жилистые, так как бегать приходилось часто, причем с грузом. Перед выходом на задание каждому выдавали цинковый ящик с патронами, десять гранат, десять подствольных гранат. Боеприпасы на войне – это твоя жизнь. Как поется в одной из песен: «Буханкой ты не выстрелишь по танку». С другой стороны пехоту нагружали еще больше, ходили, как вьючные животные – язык на плечо и вперед на позиции. Приходилось постоянно держать себя в форме. Утро в роте начиналось с пробежки до аэродрома и обратно — всего шесть километров. Потом еще полчаса до завтрака занимаемся на турниках. И так каждый день. Выживать помогали знания и опыт 4 декабря 1986 года, когда я уже отслужил один год, четыре месяца и два дня, к нам забежал дежурный по роте с криком: «Разведрота, на выход!». Переоделись, взяли оружие, получили боеприпасы. Выехали на нескольких БМП-2. Как оказалось, в ночь с 3 на 4 декабря разведвзвод четвертого батальона пошел в засаду и сам на нее напоролся. При этом шесть человек пропали без вести. Нам поставили задачу их найти. Перед виноградниками на гоханском повороте прибавили скорость – знали уже, что здесь нас могут поджидать моджахеды. «Духовские» виноградники — это длинный ряд глиняных пирамид высотой около 70 сантиметров, чередующихся с арыками. Это практически готовые окопы, покрытые «зеленкой». А с другой стороны дороги, мы еще смеялись, идеальная позиция для стрельбы стоя с лошади. Места для засады лучше не придумаешь. Ротный дал команду механикам – педаль газа в пол. Мы сидим на броне. Тут без вариантов. Когда приходили молодые лейтенанты, то пытались загонять десант внутрь БМП или БТРа, как положено по инструкции, даже до драк доходило со старослужащими. Кумулятивный снаряд, когда пробивает броню, выжигает все внутри, и при подрыве машины шансов выжить внутри практически нет. И нам старослужащие говорили — не вздумайте внутрь залазить. На моей памяти был случай, когда вот так необстрелянный лейтенантик запихал минометную батарею в артиллерийский тягач и поехал на полигон в 20–30 километрах от расположения бригады. И в малый артиллерийский тягач всех загнал. Подорвались в итоге на мине — никто не выжил. Когда были на карантине, нас еще учили: не вздумайте ничего поднимать. Показывают куклу, а внутри мина. Часы электронные, 16 мелодий, тогда они считались последним писком моды. Взрывались при нажатии одной из кнопок. Убить не убьет, но руку точно оторвет. Встраивали мины даже в аудиокассеты с непрозрачным пластиком. Они срабатывали, когда до конца разматывалась лента на одной из катушек: контакт замыкался, происходил взрыв. Учитывая, что многие тогда любили слушать музыку, приложив магнитофон к уху, полголовы бы точно снесло. Интересно было наблюдать за жизнью афганских крестьян. Народ, конечно, очень трудолюбивый, собирал в год по три урожая зерна, все вокруг в арыках. Живут, как в средневековье. При этом такой контраст с современной жизнью. Идет, к примеру, дехканин, пашет деревянной сохой землю, а у вола на рогах висит последняя модель магнитофона «Шарп» или «Панасоник», и музыка афганская играет. Или заходишь в кантин, афганский магазинчик, там весы стоят. А на них написано «Тюмень»! И сразу возникает такое чувство, как будто дома побывал… Нарвались на засаду Едем колонной по дороге, пушки «елочкой», чтобы сразу бить и справа, и слева, и видим, как по нам стреляют — пули на броне искры высекают. Водители еще больше прибавляют газу. Когда начали набирать скорость, вдруг — бум…. И ничего не понятно, что происходит вокруг. Метров 50 БМП еще прокатилась по дороге и встала. Механик вылазит, зажав уши ладонями и кричит: «Нас подбили!». Командир БМП командует: «Пацаны, горим! Все с брони!» Я был в сознании. Сидел на броне с правой стороны. Слева от меня перед башней лежал молодой боец, Олег. У него пеной изо рта шла кровь. Хватаю руками раненого, помогаю спустить его на землю. Там его уже принимают наши. Прыгаю с машины, начинаю кувыркаться, и тут понимаю, что со мной что-то не так. Лежу на земле прямо, а нога вывернута в сторону. Осколком мне перебило сразу обе кости правой голени. Боли я не чувствовал. Мы еще успели отползти от горящей БПМ до того, как ее разнесло в клочья. Позвал молодых солдат-химиков, которых нам дали для усиления группы вместе с огнеметами «Шмель». Добрая, кстати, вещь. Один из солдат подползает, и как только видит мою ногу, теряет сознание от вида крови. Очухался. Вскрываем индивидуальные пакеты, они у нас были в прорезиненной защите. Ей Олегу закрыли дырки от пуль, чтобы остановить кровь. «Держите», – говорю солдатам. У Олега были пробиты оба легких, два сквозных ранения. Залепили раны, стянули бинтами. Тут ротный по рации вышел на связь. Говорю ему: «У нас два 301-х (тяжелораненых) и один 300-й (с легким ранением)». «Сейчас, ребята», – кричит по рации командир, – отработайте «духов» подствольниками. И этот арык, который проходит рядом с вами под дорогой. Мы их видим, но со свой стороны достать не можем. Духи сейчас к вам пойдут. Мои выстрелили пару раз по «духам» из гранатометов. Вскоре подполз медик с четвертого батальона, добрался до нас от машины, которая ехала позади нас, где ползком, где на коленках, где бегом. Положили Олега на плащ-палатку и оттащили его в сторону. Тащили не волоком, а приподнимали и проносили вперед, ползая по камням на коленках, чтобы самих не подстрелили. Мне же примотали ногу к автомату. Получилось что-то вроде шины, остановили кровь. В роте медик сделал мне укол пармедола, и я отключился. На этом моя боевая служба в Афганистане закончилась. Потом десять месяцев госпиталей, операции. В госпитале в Кандагаре хирург честно сказал, что есть только один процент из ста, что ногу мне сохранят, и за этот один процент он будет бороться. Тогда я еще мог шевелить двумя пальцами. В кабульском госпитале поставили аппарат Илизарова. В какой-то момент понял, что пальцы на ноге вообще не работают, хочу пошевелить, но никак не получается. Во время обхода врач снял покрывало с ног, а у меня уже ногти синие. Тут же давай между собой говорить на латыни. Но, думаю, что слово «гангрена» понятно на любом языке. Полчаса жевал подушку. Никак не мог смириться. Спрашиваю начмеда: «Товарищ полковник, есть возможность ногу сохранить?» Он мне в ответ: «Выбирай: или нога, или жизнь?» Какой тут может быть выбор…. Еще полтора месяца после операции валялся в Кабуле. Долго не могли привезти документы из части, чтобы меня могли отправить в Союз. «Духи» нашим не давали проехать после того как, доблестные летчики из афганской армии сбросили 500-килограммовую бомбу в центре Кандагара. Промазали — отбомбились поздно. Целый квартал снесло: там и пакистанское консульство было, и детский садик афганский. Отбили у «духов» четверых разведчиков Олега спасли, про него еще в «Красной звезде» писали — сложная операция была. Его в Кандагаре заштопали, переправили в Кабул, а ему все хуже и хуже. Получилось так, что одна из пуль, пробив спину, рикошетом от магазина в разгрузочном жилете ушла обратно в тело и остановилась в пяти милиметрах от сердечной мышцы. Увидели пулю в Кабуле на рентгене. Олег после ранения вернулся в роту, хотел дослужить срочную в Афганистане. Говорил: «Парни, если я уеду, уважать себя перестану». На боевые, конечно, его уже не брали. А в нашу БМП стрелял из гранатомета профессионал. Граната зашла четко под башню, под углом 90 градусов к фальшборту. В башне 500 снарядов. Если бы они все сразу рванули, точно бы никто не выжил. С задания вернулись все живыми и задачу выполнили. Нашим удалось отбить у «духов» четырех из шести разведчиков. Остальные погибли. Меня из Кабула переправили в Ташкент, потом в Самару, где я лежал до 25 сентября 1987 года. Сначала одна операция. Потом другая. Когда приехал в Тюмень, во второй городской больнице мне сделали еще одну операцию, чтобы можно было потом ходить с протезом. В феврале 1988 года ко мне в больницу приехал военком района и вручил мне Орден Красной Звезды. После Афгана отучился на юридическом факультете. Как раз тогда создавалось афганское ветеранское движение, я оказался у истоков его создания в Тюменской области. Продолжаю заниматься в этом же направлении, являюсь заместителем председателя регионального отделения организации «Российский союз ветеранов Афганистана». Решаем проблемы «афганцев» – инвалидами стали более 100 жителей области, прошедших через Афганистан. Пробивал доплаты к пенсии, в 2007 году выхлопотал 29 «афганцам-инвалидам» новые машины. Занимаемся с кадетами, проводим уроки мужества в школах. Как «терялись» награды Младшеклассники часто спрашивают, сколько человек я убил на войне. Честно отвечаю: «Не считал. В меня стреляли, и я стрелял. А попал в кого или нет, не знаю» Школьники постарше интересуются техникой, вооружением. У нас были автоматы АК-74 и АК-47, винтовки снайперские СВД. В нашей бригаде был снайпер, немец по национальности, призывался из Казахстана, так у него за один бой было 19 подтвержденных «духов», из них трое стреляли из пулеметов. Парню должны были присвоить звание Героя Советского Союза. Как правило, Звезду давали тем, кто за один бой положил больше десяти «духов». Но ввиду того что снайпер – немец, его наградили только Орденом Ленина. Такая вот была странная политика. Многие бойцы вообще без наград остались. Медали и ордена за них получали другие. Орденские книжки заполнялись по возвращению, и многие нечистые на руку штабисты вписывали в орденские книжки свои фамилии. Знаю многих пацанов, у которых было по пять-шесть представлений к наградам, и за них явно получал ордена кто-то другой. Нисколько не жалею, что попал в Афганистан – всем мужикам свойственно проверить себя – сдюжишь ты или нет. А мой осколок мог прилететь в кого-то другого, а значит, кто-то другой ходит спокойно по этой земле, собственно, как и я сам. На жизнь не жалуюсь: женат, трое детей, сын, кстати, так же как и я отслужил в ВДВ. Оригинал ЗДЕСЬ |
|
|
| Всего комментариев: 1 | ||
|
||
