|
ИЗ СБОРНИКА
Афганистан болит в моей душе... : Воспоминания, дневники советских воинов, выполнявших интернациональный долг в Афганистане
КАЛЫБЕКОВ Т .
к-н Калыбеков Тынычбек Мамбетович 85-86 ЗКПЧ 1 мсб(зкрпч 11 мср 85)
„КАНДАГАР-ЭТО НЕ СОЧИ...
В Афганистане — с апреля 1985-го по июнь 1987 года в должности заместителя командира роты, позже заместителя командира по политической части мотострелкового батальона в Кандагаре. Награжден орденами Красной Звезды и «За службу Родине». Служил я тогда в Казахстане. 15 января 1985 года наш батальон был поднят по тревоге. Мы прибыли в город Талды-Курган. Нам сказали, что будем участвовать в каких-то экспериментальных учениях. Об Афганистане речи пока не было, хотя многие, в том числе и я, догадывались, что, видимо, предстоит ехать в Афганистан. Переехали мы в другой город. Начали нас формировать. Дали новую технику. Всех офицеров, которые уже служили в Афганистане, от нас убрали, перевели в другие места службы. Сформировали батальон, началось слаживание. Потом — беседы с офицерами. Помню, беседовал с нами заместитель начальника политуправления округа. Передо мной был на беседе офицер, который, так же, как и я, был согласен ехать в Афганистан. Но у него был вопрос: он перехаживал в воинском звании, должны были вот-вот присвоить капитана. Поэтому он и спросил, не повлияет ли его отъезд на присвоение воинского звания. Его успокоили, что там будет присвоено очередное воинское звание. Вослед за этим офицером зашел на беседу я. И первый вопрос был мне задан такой: «Вы тоже не желаете ехать в Афганистан?» Я говорю: «Никак нет, товарищ генерал. Я поеду». Потом, когда мы разговорились с ним, я сказал, что если честно, то не поеду сейчас — все равно поеду позже. В общем, он пожелал мне успеха, и я стал собираться. Провели учение по слаживанию и поехали в Туркестанский военный округ, где готовились в учебном центре еще в течение месяца — вождение, стрельба, горная подготовка. 6 апреля мы прибыли в Кушку. И в ночь на 7 апреля пересекли государственную границу. Первое впечатление было, конечно, поразительным. Контраст был удивительный, словно попал в средневековье, совсем в иной мир. Ехали своим ходом, на броне. Преобладающим, всеохватывающим чувством было осознание ответственности. Все были сосредоточены, четко выполняли команды, не было никакого баловства со стороны солдат. В эфир мы не выходили, но были на связи. Слышали все многообразие переговоров в эфире. И это, конечно, поражало. В Шинданде немного отдохнули. На следующее утро поехали дальше. И вот, подъезжая к Кандагару, остановились в пустыне, там стоял один из наших батальонов. Место было опасное, ужасно заминированное. Город обстреливался. Вдоль трассы — сторожевые заставы. Кандагар мы должны были проскочить на большой скорости под прикрытием двух батальонов. Кандагар считался одним из самых опасных мест. И действительно, боевые действия шли там интенсивно. Не случайно поется в одной из песен: Кандагар — это не Сочи, Не Бахчисарай, Здесь путевки, между прочим, Выдаются в рай. С 10 мая по 11 июня 1985 года мы были на первых боевых действиях в провинции Гельмент. Мы должны были десантироваться с вертолетов, а бронемашины шли своим ходом. Погрузили нас в вертолеты по десять человек. И вот мы десантировались неподалеку от населенного пункта Муса- кала, вертолет улетел. Первым делом я увидел возле себя пыль, как-то странно подымающуюся. Я и не сообразил сразу, что это по нам стреляют, что это пули подымают пыль. Выстре- лов-то не было слышно. Я упал, схватил какой-то камень и заслонил им голову. И думаю: лишь бы не в голову попало. Сейчас смешно вспоминать об этом, а тогда было не до смеха. Каждому ведь свойственно чувство страха. Особенно в первое время службы в Афганистане. И последнее время тоже. Последние месяцы службы — особенно. У нас было так, что, как только выходил приказ об увольнении, на боевые действия увольняемых не брали. И вот мы в первой операции. Нам надо было подняться на хребет, блокировать его. Было, конечно, очень тяжело. Ведь все несли на себе, каждый солдат нес по две мины, и минометы несли, и продукты. Жара была ужасная. Воду всю выпили. Солдат у меня один смалодушничал. Взял гранату, выдернул чеку и говорит: «Я, товарищ старший лейтенант, дальше никуда не пойду, хоть убейте меня, я не пойду никуда». Я начал его уговаривать. «Ну что ты,— говорю,— Юрченко, у тебя же родители дома! Как же я могу тебя оставить». В общем, еле я его уговорил. Взял его за руку, в которой у него была граната, а чеку никак не могу вставить в отверстие — у самого руки трясутся. Забрал я у него гранату. На задачу, конечно, мы опоздали. Блокировали мы эти вершины дня четыре. Первая операция обошлась для нас благополучно. После этого мы блокировали Муса- калу. Два дня стояли. Потом меня вызвал командир батальона и говорит, чтобы я со взводом прочесал кишлак. Командир этого взвода был в отпуске. Вот я и пошел. Прочесали мы кишлак. Нашли там килограммов около двухсот опиума, боеприпасы. Душманы, правда, ушли. Самое, конечно, памятное — это эпизод, когда я подорвался. Было это 8 марта 1986 года на юге Кандагара. Пришли мы с боевкх действий и должны были заблокировать Кандагар с юга, пока афганские войска проводили там мобилизацию. Я в этом районе был уже дважды, местность знал хорошо. К этому времени меня назначили замполитом мотострелкового батальона. Начали обсуждать, как лучше выйти к месту. Ну и, так как местность мне была знакома, я пошел первый. Утром, часа в четыре, мы начали входить в город. Вышли на заданное место. Я остановил танк, на котором ехал. Но остановились мы на перекрестке, и бронетранспортерам, ехавшим за нами, невозможно было разъехаться. Я дал команду проехать вперед. И в это время произошел взрыв. Столб огня. Люки были все открыты. Заряжающего я заранее посадил на броню... Меня выкинуло с брони, приземлился метрах в нескольких, ушибся, конечно. И помню, первым делом стал считать солдат. Одного нет. Кого? Механика-водителя. Танк начал гореть. Мы с двумя солдатами вытащили его из танка, оттащили за дувал. И в это время раздался страшный взрыв — боеукладка сдетонировала. Башню танка вырвало, откинуло метров на восемь. Хорошо, что успели этого солдата вытащить. В ушах звенит ужасно. Сообщил комбату по рации о том, что подорвался. Помню, какое-то спокойствие было: «Лето», я — «Букет»,— говорю,— у меня подрыв». Он мне отвечает: «Туши».— «Какой туши,— говорю,— тушить нечего...» После этого попал, конечно, в госпиталь. Я не хотел, но комбат настоял. Сотрясение было, контузия. Пролежал я дней десять.
Весь сборник читать ЗДЕСЬ
|
