Продолжению афганского конфликта способствует соперничество внешних сил Опубликовано: 24.04.2016 Текущая ситуация в Афганистане, после 14 лет масштабного военного присутствия НАТО, остается тяжелой, и многие обозреватели расценивают ухудшение обстановки как провал западной военной миссии. Тем не менее, подобная оценка упрощает картину афганских событий, игнорируя другие, не менее важные факторы конфликта. В эксклюзивном интервью порталу «Афганистан.Ру» свой взгляд на обстановку в ИРА и ее предшествующее развитие представил казахстанский политолог Султан Акимбеков.(на фото) Справка Афганистан.Ру: Султан Магрупович Акимбеков – казахстанский историк и политолог, кандидат исторических наук, с 2010 года занимающий пост директора Института мировой экономики и политики при Фонде Первого Президента Республики Казахстан. В своих исследованиях специализируется в том числе и на афганской проблематике. В частности, его перу принадлежат монографии «Афганский узел и проблемы безопасности Центральной Азии» и «История Афганистана».
Афганистан.Ру: В современных аналитических работах по Афганистану наблюдается два подхода: академический подход, основанный исключительно на открытых источниках – научной литературе, и конспирологический, опирающийся в основном на инсайдерскую информацию. Существует мнение о неэффективности первого варианта для оценки текущей военно-политической ситуации в Афганистане. Что Вы думаете об этом? Султан Акимбеков: Естественно, что при любых оценках ситуации в Афганистане, как современной, так и из области недавней истории, всегда довольно много конспирологии. Это неудивительно, если учесть, что на территории Афганистана и вокруг него уже столько времени идет ожесточенная борьба интересов стольких стран. Причем очень часто эта борьба ведется почти без правил, в том числе с использованием методов тайной дипломатии. Это было справедливо и для СССР, затем России, и для США, и для Ирана, Пакистана, Саудовской Аравии и многих других. Кроме того, когда речь идет о стране, где после стольких лет переворотов, войн и конфликтов так много внутренних противоречий, а также не меньше противоречий вокруг нее, то неудивительна распространенность конспирологии. Но у конспирологии есть свои очевидные недостатки. Во-первых, любая инсайдерская информация может оказаться ложной, иногда намеренно ложной с целью введения в заблуждение противной стороны. Во-вторых, тот, кто имеет доступ к такой информации, пусть даже из самых надежных источников, обычно получает ее только от одной из сторон конфликта, которой он или симпатизирует, или с ней связан. Отсюда вытекает третье обстоятельство, что в случае использования конспирологии, основанной на инсайдерской информации, вы можете видеть только часть картины, тем более не совсем достоверной. В любом случае академический подход анализа из открытых источников более эффективен. Потому что в данном случае исследователю не нужно разбираться в деталях тайных оснований тех или иных действий враждующих сторон или обстоятельствах ведения ими войны. Он изучает основные тенденции, интересы сторон, их возможные мотивы и представляет свою версию происходящих событий. Могу привести в качестве примера известную ситуацию с двойным мятежом узбекского генерала Абдул Малика в мае 1997 года. Тогда Малик выступил против генерала Абдул Рашида Дустума и перешел на сторону талибов, а затем, через три дня, выступил уже против талибов. Первый раз мне пришлось писать об этих событиях в книге «Афганский узел и проблемы безопасности Центральной Азии», которая вышла в 1998 году. В то время вся информация о тех событиях была доступна только через новостные ленты, это были те самые общедоступные открытые источники. Тогда на их основании мною была сделана попытка разобраться в логике произошедших событий, возможных мотивах Малика, его противников, интересах внешних государств. К 2015 году, когда вышла моя новая книга «История Афганистана», появилось несколько книг, где данные события описывались в том числе и их непосредственными участниками, например, пакистанскими дипломатами. В связи с этим картина стала несколько яснее, но принципиально общая оценка ситуации в отношении логики событий, мотивации сторон, у меня не изменилась, она осталась такой же, как в 1998 году. К тому же к любым работам участников событий надо относиться с поправкой на их заинтересованность. Кроме того, нельзя забывать, что игра-то продолжается. Афганистан.Ру: Вот уже почти 35 лет на территории Афганистана продолжается конфликт с участием различных иностранных государств. Разумеется, кроме внутренних факторов на афганский конфликт оказывает влияние и внешние. По Вашему наблюдению, влияние какой группы факторов – внешних или внутренних – больше? С.А.: Мне кажется, что на развитие афганского конфликта внешние факторы влияют гораздо сильнее. Конечно, у Афганистана много внутренних проблем, здесь были разрушены государственные институты, и сейчас международное сообщество пытается помочь их восстановить. Но противоречия между внешними силами фактически питают данный конфликт. Афганистан давно стал полем битвы, причем внешние участники периодически меняются, не изменяется только положение страны, как объекта соперничества. Именно поэтому сегодня я с большим оптимизмом смотрю на перспективы Афганистана. Потому что в данный момент в регионе нет настолько острых противоречий, которые могли бы привести к открытому конфликту интересов. Более того, ситуация сильно изменилась после активизации политики Китая и перспектив расширения ШОС. Афганистан.Ру: Складывается впечатление, что если западным странам удалось преодолеть имеющиеся противоречия между собой и со своими региональными союзниками по афганскому вопросу, то уровень противоречий между региональными странами все еще крайне высок. С Вашей точки зрения, какова глубина этих противоречий? С.А.: Конфликт интересов Востока и Запада вокруг Афганистана – это несколько абстрактное понятие. До 1907 года продолжалась Большая Игра между Британской и Российской империями, именно этой борьбе Афганистан обязан своими современными границами. С 1950-х годов шла холодная война между США и СССР и их союзниками. С середины 1990-х годов имел место конфликт интересов между Россией, Ираном и государствами Центральной Азии, за исключением Туркменистана, с одной стороны, и Пакистаном – с другой. Хотя стороны столкнулись из-за движения «Талибан», но суть противоречий заключалась в том, нужно ли открыть регион Центральной Азии в южном направлении. Эту идею поддерживали Пакистан, Турция, США, в то время как Россия, Иран и Китай выступали против. Очевиднее всего интересы Пакистана, он хотел бы открыть транспортный коридор на север и тем самым помочь экономическому развитию своей страны. Для США было важно, чтобы транспортные коридоры из Центральной Азии не проходили бы только через территории России, Китая и Ирана. Поэтому они поддерживали идеи создания коридоров через Кавказ и Афганистан. В свою очередь, для России и Китая было важно, чтобы третьи страны не установили бы свое доминирование в Центральной Азии. Потому что и для России, и для Китая этот регион является чем-то вроде «мягкого подбрюшья», уязвимого места. Собственно суть противоречий осталась прежней, но ситуация изменилась из-за позиции Китая, который выдвинул свою программу «Экономический пояс Шелкового пути», не выступает против трансафганского газопровода и к тому же напрямую участвует в урегулировании афганской проблематики. При этом китайские проекты уже реализуются в Пакистане и ориентированы в том числе на создание коридоров в северном направлении. Еще одно изменение связано с недавним подписанием договоренностей по иранской ядерной программе. Соответственно Тегеран больше заинтересован в экономическом развитии, а, значит, и в реализации проектов. Афганистан.Ру: Анализ событий, происходящих в Афганистане после разгрома «Талибана», показывает, что до 2003 – 2004 годов ситуация развивалась более или менее нормально. Что же все-таки стало причиной ухудшения обстановки? С.А.: Тут целый комплекс причин. Во-первых, после разгрома талибов в Афганистане власть на местах перешла в руки тех, кого называли «военными лордами» (warlords). Например, наиболее известными в то время были Гуль Ага Шерзай в Кандагаре, Паша Задран на юго-востоке и многочисленные командиры бывшего Северного антиталибского альянса. Это был наиболее удобный способ взять ситуацию в стране. Помните, многие американцы говорили, что свержение талибов осенью 2001 года было осуществлено несколькими сотнями десантников и авиацией. Но без местной пехоты это было бы невозможно, чаще всего это была пехота Северного альянса. В отдельных случаях, например, из Пакистана в Гельманд прибыли племенные вожди, находившиеся в эмиграции, а лидеры талибов, напротив, отправились в Пакистан. Во-вторых, именно выходцы из Северного альянса создавали афганские армию, центральную полицию и силы безопасности. Это обеспечило им доминирование на долгие годы вперед. В-третьих, разгром талибов во многом стал результатом договоренностей. Можно вспомнить, как в течение нескольких дней в ноябре 2001 года они внезапно просто оставили свои позиции под Кабулом, Кандагаром и другими городами и исчезли. Среди условий того времени было требование не включать в новые органы власти так называемых «умеренных талибов». На этом условии настаивали Россия и Иран. А так как большинство пуштунов в Афганистане были вовлечены в структуры «Талибана», получилось, что в новых органах власти пуштунов представляли в основном бывшие эмигранты. И в целом значение пуштунов после 2001 года заметно снизилось. В-четвертых, в Пакистане в 2002 году произошло усиление религиозных партий, включая «Джамиат-и-Улема Пакистан», которая поддерживала талибов. Путем выборов они пришли к власти в Северо-западной пограничной провинции. Это было частью политики пакистанского президента Первеза Мушаррафа, который таким образом пытался укрепить свою власть в стране. В-пятых, США и международная коалиция приступили к государственному строительству в Афганистане. Идея заключалась в том, чтобы создать соответствующие институты, которые должны будут взять на себя ответственность за стабильность в Афганистане. Например, место вооруженных отрядов «военных лордов» должны были занять официальные армия и полиция. В связи с этим армии «военных лордов» стали сокращать в рамках программы «Разоружение, Демобилизация и Реинтеграция». Но при этом армия и полиция были слабы. Более того, они находились под командованием представителей Северного альянса и наиболее боеспособные ее части были укомплектованы представителями северных национальных меньшинств, даже те, которые находились в пуштунских провинциях. В результате несколько десятков тысяч бывших бойцов военных милиций остались не у дел. И среди них было больше пуштунов, потому что северные нацменьшинства могли найти место в армии и полиции или остаться в частных армиях местных политических деятелей, которых было много на севере. Понятно, что влиятельные северные лидеры, такие как маршал Касим Фахим, Исмаил Хан, Атта Мохаммад Нур и другие имели для этого все возможности, как материальные, так и политические. Одновременно в Пакистане в приграничных провинциях СЗПП и Белуджистане активизировались боевики радикальных организаций, как афганцы, так и местные. В основном они были пуштунами. В итоге постепенно преимущественно пуштунский юг и юго-восток Афганистана и северные территории Пакистана, тоже населенные в основном пуштунами, превратились в зону боевых действий, в то время как север Афганистана оставался спокойным. Так что это была сложная история. Афганистан.Ру: Прошло 14 лет с начала операции Запада в Афганистане, но, к сожалению, эта страна до сих пор воспринимается большинством государств региона как источник угрозы. Можно ли считать миссию Запада в Афганистане провальной? Какие ошибки, с Вашей точки зрения, были допущены западной коалицией в ходе 14 лет присутствия? С.А.: Западная коалиция сделала немало для восстановления Афганистана. Ее миссию нельзя считать провальной, пока в стране сохраняется относительный порядок. И, кроме того, Запад фактически финансирует Афганистан. Но, что еще более важно, США выступают в роли арбитра в отношениях между афганскими общинами. Мне кажется, что главная ошибка западной коалиции была связана с тем, что она полагалась на демократические процедуры, которые должны были обеспечить стабилизацию в стране. Но такие процедуры могут быть эффективными, если у вас уже есть соответствующие государственные институты. Например, политическая стабильность Пакистана и Индии, где проживает множество этнических общин, обеспечивается именно унаследованными от британцев институтами – созданные по европейской модели университеты, суды, армия, полиция. Если же таких институтов нет, то конфликт между общинами создает постоянную обстановку нестабильности, потому что они не доверяют друг другу. И каждые выборы в Афганистане создают обстановку стресса. Например, национальные меньшинства опасаются пуштунской реставрации, пуштуны недовольны своим статусом в государстве. Внутри пуштунов есть противоречия между гильзаями и дуррани, а также между отдельными племенными группами. В этой сложной ситуации выборы не могут обеспечить баланс, здесь нужен арбитр. Афганистан.Ру: Афганцы считают свою страну жертвой терроризма а Пакистан – источником угроз. Какова роль Исламабада в афганских делах? С.А.: Пакистан, несомненно, играет и будет играть ключевую роль в афганских делах. И не только потому, что в этой стране живет много пуштунов, а также в связи со старой проблемой прохождения государственной границы вдоль линии Дюранда. Важно также, что дальнейшее развитие Пакистана связано с экономическими проектами, и часть из них связана с территорией Афганистана, например, тот же трансафганский газопровод. Если вспомнить, что исторически Афганистан находился между Центральной Азией и большой Индией, то восстановление этого маршрута обеспечит Кабулу доходы от транзита. Вопрос, конечно, связан с активностью Пакистана на афганском направлении во времена движения Талибан, а также с тем, что с пакистанской территории приходили боевики различных организаций и представители радикальных религиозных организаций, которых в Пакистане довольно много. Здесь я бы отметил одно обстоятельство. В последние годы Пакистан впервые в своей истории взял под контроль территории семи пограничных агентств, которые ранее, еще со времен Британской Индии, были самостоятельны. То есть теперь это его зона ответственности. Соответственно, в Исламабаде не могут больше говорить, что они не контролируют эти территории, где базируются радикальные боевики. Афганистан.Ру: В российском обществе Афганистан воспринимается как источник угрозы. Взгляд Казахстана на Афганистан такой же или отличается? С.А.: Здесь надо иметь в виду значительное влияние российских СМИ в информационном пространстве Казахстана. Поэтому российские оценки ситуации часто распространены и у нас. Но в целом отношение к Афганистану у нас более сдержанное. У нас не видят слишком большой угрозы, и мы хотели бы, чтобы в Афганистане восстановился порядок и общая стабильность ситуации. К примеру, Казахстан довольно активно участвует в восстановлении Афганистана. У нас учатся афганские студенты, около тысячи человек, мы строим дороги, школы и больницы. Наша продукция поступает на афганский рынок, например, мука. Кроме того, мы хотели бы, чтобы весь наш регион восстановил бы свое прежнее значение как транзитной территории не только между Западом и Востоком, но и между Севером и Югом. Афганистан.Ру: Какое значение имеет Афганистан для Центральной Азии? С.А.: Когда-то это был один большой регион. Потом Центральная Азия стала частью Российской империи, а Индия – Британской, а Афганистан оказался между ними. У всех была своя судьба и свои особенности исторического развития. Каждый регион пережил собственные процессы модернизации по разным сценариям. Сразу после распада СССР в Центральной Азии опасались не столько угрозы со стороны Афганистана, сколько взаимодействия с миром ислама, от которого мы были отрезаны в советские времена. Естественно, у нас не было опыта. Сегодня прежние границы стираются, необходимость взаимодействия вполне очевидна. И у нас может быть общая цель – экономическое развитие региона, в том числе как центра транзитной торговли между Востоком и Западом. Тогда весь регион может вернуть себе прежнее значение.