|
05:40
Потерянный взвод
|
| Потерянный взвод С.Дышев  Книга фронтового журналиста Сергея Дышева «Потерянный взвод» – уникальна. Это горькая и беспощадная правда о реальных событиях и людях, которые отправились выполнять «интернациональный долг», и попали в кровавое месиво долгой и тяжелой Афганской войны. Эта книга очевидца, написанная из окопа, – о тех, кто испытал все сполна: штурмовал высоты под кинжальным огнем и терял боевых друзей, горел в БТРах, был вычеркнут из списка живых – и выжил. Автор ручается за подлинность описываемых событий. Фамилии, имена, отдельные обстоятельсва изменены И своей невысказанной болью… – Кончай его! – Прапорщик бросил нетерпеливый взгляд на Трушина. – Почему я? – Трушин отступил на шаг, ногой отбросил подальше дробовик, который валялся на земле. – Сам и кончай. – Давай, быстрей, ты одного, я – другого. Что – струсил? Афганцы – пожилой и молодой – жались друг к другу, у одного конец чалмы низко свисал, прикрывал их напрягшиеся руки: тот, что постарше, крепко держал молодого. Штаны их телепались на сухом ветру. Штанины короткие, как у клоунов, до щиколоток не достают, ноги торчат – сухие сучья. Трушин покосился на афганцев, потом на Стеценко, сплюнул загорчившую вдруг слюну. – Ты – старикана, я – молодого, шакаленка! – Прапорщик оглянулся: заслышал неясный шум за дувалом. Старик смотрел куда-то вверх, беззвучно шевелил губами, а парень, высокий, нескладный, затравленно вертел головой, будто чего-то ждал, искал, хотел увидеть. Но темная пятнистая тень толкнула, он отлетел от старика, что-то гортанно выкрикнул, тут же грудь ему разорвала короткая очередь. Беззвучно шлепнулись в пыль раскаленные гильзы. Афганец рухнул плашмя, не помня последних услышанных звуков. – Ну? – Хрен загну… Старик взвыл, закрыл лицо руками и теперь не видел Трушина, тяжелого, квадратного, в провонявшем потом бронежилете, в низко надвинутой каске, обтянутой куском маскхалата. – Какого… Это же дух! – Знаю! – Трушин щелкнул флажком вверх-вниз, сцепил зубы. Автомат злобно забился в руках, будто пытаясь вырваться. Очередь пошла наискосок. Алые плевки вспыхнули на скрюченных пальцах, кадыкастом горле, впалой груди. И, казалось, вспыхивали очень медленно, в неотвратимой очередности – и оттого страшно. Так и не отняв рук, старик повалился на убитого. – Глянь, крестом легли, – хрипло выхаркнул Стеценко не то смех, не то кашель. – Теперь в рай полетят православными. Крещеные! – Давай в воду их! – Трушин быстро подхватил старика за ноги, поволок к спуску. Позади пыхтел со своей ношей Стеценко. – Хорошо, тут дувал закрывает, – сипло бормотал он. – «Афони» спрятал? – Спрятал… – Куда? – Не твое дело. – Поговори мне, сука! Они спихнули тела в воду, река коснулась измазанных в пыли ран, заклубился красный дымок, мутная коричневая вода толкнула трупы, и они, как намокшие бревна, сначала поплыли по течению, но тут же ушли под воду. Трушин задрал рукав и поморщился: две круглые ранки кровоточили. Он слизнул языком алые капельки и сплюнул. – Шакал, дробью хотел меня забить!.. Надо будет справку взять. – Трушин достал бинт и стал наскоро наматывать его на руку. – Боевое ранение, 150 рублей. Как думаешь, засчитают? – Иди, дробовик возьми… – Прапорщик тревожно оглянулся. – И не вздумай называть меня в роте на «ты». Они вышли из-за дувала и тут столкнулись нос к носу с Эрешевым, в руках он держал дробовик. – Ну, Орешек, напугал! – выдохнул прапорщик. – Давай сюда! – Он потянул за ствол, но Эрешев не отпускал. – Ты чего? Дай сюда, паря, это наш! Во, борзой! – Он с силой рванул ствол дробовика. Эрешев молча разжал руку. – Духа вычислили, – небрежно сообщил Трушин. – В воду их кинули. Стреляли, шакалы… – Ага! Чтоб не смердели. А то духи все вонючие такие… Понял, Эрешев? – Стеценко похлопал солдата по плечу. – Пошли. – А второй – тожи стрелял? – вдруг быстро спросил Эрешев. – Два человек из маленкого ружья? – А как же! Один целился, второй – стрелял, – невозмутимо пояснил прапорщик. – Второй, чтоб ты знал, Эрешев, бросил в нас гранату, но не попал. Понял? – Прапорщик остановился, закинул ружье за спину. – Любопытный юноша. Давай, бегом вперед! Мы за тобой. Кишлак тихо утопал в зное, пыли, приторных и тяжелых запахах полыни и навоза, слепо шептал верхушками серых тополей, и все равно в мареве затишья чудились настороженность и затаенность. Будто стиснутый, запрятанный крик. Плоскокрышие постройки лепились к неровному толстому дувалу, местами полуразрушенному; желто-серая стена тянулась, изгибалась по периметру. Казалось, что под тяжелым массивным дувалом вот-вот должна треснуть земля. Узкие проходы, тупики среди глиняных стен, нагромождения пристроек сплелись в немыслимом хаосе, безумной логике. Но как раз в ней и заключался непонятный, чужой, скрытый для постороннего замысел. Эрешев бросал быстрые взгляды по сторонам, оглядывался на своих спутников, те осторожно ступали вслед, развернув стволы влево и вправо. Они аккуратно перешагивали через лужи нечистот; ощутимо тянуло несвежей застарелой гарью, тяжелый липкий дух обступал со всех сторон. Вдруг впереди гулко ухнул выстрел, затем глуше – второй. Стреляли из «бура». Тут же сорвались, застучали одна, другая очереди из «акаэса». Не сговариваясь, ускорили шаг, по узкой улочке ринулись бегом, впритирку к дувалам. – Эрешев, проверь там. – Прапорщик показал на дверь. Тот быстро подскочил, ударил ногой по двери и отпрянул в сторону. Но во дворике было пусто. – Я буду на входе! – крикнул Стеценко и подтолкнул Трушина: – Давай, иди за ним. В темном сумрачном помещении стоял запах прелых тряпок и еще чего-то приторно-кислого. – Никого, – пробормотал Трушин, потрогал печку, зябко поежился, несмотря на жару: – Еще теплая. – Пойдем отсюда… Закоулками они вышли на площадь, которая примыкала к разрушенной мечети. Посреди площади нелепо возвышался бронетранспортер. Возле него стояли: ротный – капитан Шевченко, афганец средних лет в чалме и безрукавке и грязных полотняных штанах. Тут же находились двое хадовцев [1], они шли с ротой. «Зеленых» [2]не было, видно, они ушли на окраину кишлака. Шевченко заметил Эрешева, крикнул нетерпеливо: – Где тебя черти носят? Эрешев кинулся бегом: Шевченко ждать не любил. – Спроси, где остальные его друзья? – приказал ротный. – Хотя и так понятно, в кяриз смылись… Эрешев добросовестно перевел вопрос. Афганец кивнул и развел руками. – Он говорит, что ничего не знает. – А куда его «бур» исчез – тоже не знает? – Нахэйр, нахэйр пур. – Афганец развел руками и жалко улыбнулся. – Врешь ведь, – Шевченко повернулся к хадовцам: – Пошли к кяризу! Туран [3], старший из них, ткнул пленника стволом под ребро, тот охнул и быстро засеменил вперед. У кяриза, похожего на узкую черную ноздрю, поросшую, будто волосками, верблюжьей колючкой, остановились. Туран снова ударил пленника, тот рухнул, потом медленно встал на карачки, выпрямился, выплюнул зуб. Туран раздраженно выкрикнул несколько фраз.– Чего он? – тихо спросил Шевченко. – Спрашивает, что с ним сделать, если в кяризе найдут оружие. Говорит, если найдут – то расстреляют, – торопливо прошептал Эрешев. Афганец вытер кровь, посмотрел на испачканную ладонь и капли на синей безрукавке, забормотал задыхающимся голосом. Далее здесь >> |
|
|
| Всего комментариев: 0 | |
