|
04:19
Продолжение Кандагарская бригада
|
Автор: Кадыгриб Александр Михайлович 70 гв. ОМСБр 3 МСБ Командир отделения 12.83 – 10.85 Прощай, Кандагарская бригада. продолжение В двадцать четыре ноль-ноль все дембеля заняли места за своим любимым оружием. Я навел пулеметы БТРа на одну из звезд в небе и за сигналом осветительной ракеты нажал электроспуски. Черноту ночи в Кандагарском гарнизоне (как и во многих других) прочертили пулеметные трасы, вспыхнули люстры осветительных ракет и мин. На заставе стреляло все штатное оружие: Алик посылал в зловещую темень зеленки гранаты с СПГ-9; Виктор С. - оседал станковый КПВТ; работали оба миномета и танк; на первом посту захлебывался ПК Валерки М; на бронегруппе синхронно стреляли четыре пулемета; а все остальные, желающие, крошили небо из автоматов. Праздничный салют поддерживали соседние заставы и дальнобойные орудия бригады. Шурави сошли с ума от радости. Есть что-то символичное в том, что самые большие праздники отмечаются салютом. Дань прошлому и надежда на будущее, граница, что разделяет и объединяет. В эти приятные и величественные минуты невольно вспоминаешь службу и друзей, кто не дожил до этого дня. Во время этой вакханалии салютов, у танкистов случилось небольшое происшествие, вызвавшее многочисленные разговоры на всех постах заставы. Парни решили пальнуть из танка. Один залез в машину, а другой - уселся на место механика-водителя. По неосторожности первый боец оставил на башне кружку с бражкой, при выстреле она свалилась на голову сидевшего внизу бойца. Бражка расплескалась, а кружка больно ударила подвыпившего дембеля. Парень, почувствовав удар и нащупав жидкость, подумал, что его ранило осколком в голову, и он истекает кровью - запаниковал. Раненый с истошным криком выскочил из танка, чем озадачил всех присутствовавших. Смеялись до слез, когда узнали истинную причину "ранения". Хотя согласно документу наша служба в рядах Советской армии закончилась, она могла продолжаться еще как угодно долго, пока из "Союза" нам на смену не прилетят заменщики - молодые сержанты и специалисты выпускники армейских учебок. Как правило, после публикации приказа до первых отправок из нашего гарнизона проходило около месяца. Но что это был за месяц! Он до предела был насыщен дембельскими хлопотами: поиском и подгонкой формы, подготовкой обуви, поиском необходимых знаков и подарков родным и близким. Кроме обязательной программы в виде туалетных принадлежностей высшего качества, дипломат мог заполниться фирменной спортивной формой, китайскими кроссовками и даже двухкасетным магнитофоном (особый случай для штабных и комендантских парней). Кроме разрешенных вещей их бригадных магазинов, каждый боец старался провести что-то запрещенное, купленное к континах Кандагара. Любая вещь здесь была дефицитом дома, поэтому многие рисковали, упаковывая в дипломаты, джинсы и батники известных фирм. Надеялись на везение при общении с комендантом аэропорта. Но я, как и большинство товарищей по взводу не имели желания остаться на губе - вместо полета домой, поэтому ограничивались лишь покупкой дозволенного к вывозу ассортимента "Внешпосылторга". Октябрь на заставе ознаменовал перемены не только в среде бойцов. Прослужив во взводе чуть больше четырех месяцев, наш командир нашел себе новое, более привлекательное место в хозяйстве батальона. *** Старший лейтенант Калиниченко переводился в минбатарею, предпочитая иметь возможность карьерного роста в звании до майора, а не ограничиваться капитаном (максимум возможного по штатному расписанию ПТВ МСБ). Поскольку замена из Союза производилась равноценная, то он мог там стать командиром минометчиков с возможностью дальнейшего роста в полку или бригаде. По причине сдачи дел одним офицером и принятия их другим (к нам переводился лейтенант Животенко) на заставе образовался вакуум властных полномочий. Уходящий офицер перестал строго контролировать ситуацию на постах, а новый - еще не владел ни информацией, ни авторитетом для поддержания должного порядка. Животенко только вникал в суть дела и старался завоевать расположение коллектива, тем более, он не имел желания конфликтовать с уходящими домой дембелями. По причине вышесказанного, мы фактически уступили места командиров постов приемникам. Чеченец Им-Али пока еще был рядовым, но я не сомневался, что парень вскоре получит звание сержанта, а навести порядок на посту и заставить всех выполнять свои обязанности он мог. *** Прибывавшие на замену сержанты ставали командирами отделений лишь формально. Фактически командовали во взводе свои, доморощенные командиры из солдат и специалистов, тот, кто мог поддерживать порядок и дисциплину. Кроме этого, практиковалось временное назначение на должность командира отделения дембеля из солдат (чтобы он мог скорее уволиться). Если до Приказа время для дембелей на заставе тянулось томительно медленно, то после него, оно словно остановилось. Ожидание нашего самолета и дня отправки оказалось еще более мучительным. Вскоре, у нас появилась трофейная ручная швейная машинка, что путешествовала с одной точки на другую по мере надобности. Каждый дембель подгонял парадную форму под свою фигуру. На бригадных складах на взвод выдали комплекты от 50 размера и выше, а великанов среди нас не было. Хорошо, что комбриг, зная проблемы со снабжением, разрешил нам ушивать парадную форму и не очень придирался к внешнему виду демобилизованных солдат и сержантов. Следующей проблемой стала шинель. Свои, мы отдали в каптерку по прибытии во взвод, и их там не наблюдалось уже больше года. У бойцов прибывших весной выбирать особо было нечего. По всей бригаде, среди знакомых каптерщиков и кладовщиков шли поиски нужных размеров и цвета. Особо почиталась "курсантская" - с голубоватым оттенком. Уж не знаю, откуда они к нам попадали, но цена такой шинельки была довольно высока по местным меркам. Нужную вещь меняли на комплекты формы или ботинки, покупали за афошки или чеки. Кое-кто собирался увольняться без шинели в летней форме. Все оргвопросы постепенно решались. Самой большой проблемой для нашего взвода стали погоны и головные уборы. Бригада была мотострелковой и на складах имелись только красные погоны и соответствующие фуражки. Конечно, мы, артиллеристы за специальностью, предпочитали законный черный цвет. *** Эта деталь формы имела принципиальное значение, потому как даже большинство дембелей из пехоты всеми правдами и неправдами старались сделать себе погоны танкистов или артиллеристов. Говорили, что такое отношение к цвету, погон связано с "собачей службой" бойцов внутренних войск, что имели малиновые накладки на плечах (на отличие оттенков и разные буквы обращали внимание единицы). Но далеко не все парни так относились к красному цвету. Но мой вопрос по этому поводу Славик Ангин из 7 роты ответил так, что я до сих пор помню его слова - "на них кровь моих погибших товарищей и друзей, и другие я не хочу и не прицеплю никогда..." Погоны нашли в магазине в достаточном количестве. Но, оказалось, что в части просто нет фуражек с черными ободками. Попробовали красить их черной тушью, вышло некрасиво. Собравшись на совет дембелей, нашли компромиссный вариант парадной формы - решили увольняться в шапках. Выбор формы и обуви почти целиком зависел от пожеланий бойца. Ушиваться разрешили как угодно, запрещалось только укорачивать длину и обрезать кителя. На варианты зимней или летней формы, а также их комбинации штабные смотрели сквозь пальцы, лишь бы внешний вид не был особо вызывающим. Так и получилось, что часть парней была в туфлях и шапках, другие - в наглаженных сапогах и фуражках, кто с шинелью, а кто и без нее. Армейская демократия, или полное игнорирование устава бойцами ОКСВА. Вместо оформления дембельских альбомов, как это делалось в Союзе, на заставе готовились дембельские блокноты: записные книжки с рисунками и текстами афганских песен, неизменными адресниками друзей и их пожеланиями. Фотографий в такие произведения армейской смекалки не вставляли. Риск потерять этот шедевр в аэропорту был велик, но и спрятать его все-таки было легче, чем что-то более громоздкое. Ближе к двадцатым числам октября рация снова стала любимым предметом обихода. Вся доступная информация о числах первых отправок и подразделениях, дембеля которых заслужили право уволиться вне очереди, доходила до наших ушей уже через считанные минуты после решения в штабе бригады. Никто не сомневался, что в нулевой партии улетят сержанты со штаба, клуба, оркестра и прочих блатных подразделений; затем дембеля разведроты и ДШБ, саперов и танкистов; а уж потом пойдут мотострелковые батальоны и прочие подразделения. Так бывало почти всегда. Хотелось, конечно, чтобы на нашем призове традицию нарушили, но в это не верил даже комбат 3 батальона, пообещавший лучшим сержантам отправку первым рейсом. Мы ждали распоряжение комбата о сборе демобилизованных в каптерки на территорию бригады, что служило сигналом к окончанию службы. Все семеро дембелей взвода готовились улететь в одной отправке, как командиры отделений и специалисты. Благодаря штатной структуре ПТВ у нас было достаточно вакансий для всех. Последние недели службы на заставе дембеля почти никуда не ходили и не выезжали на прогулки, не привлекал уже и кишлак. Честно говоря, не хотелось рисковать. Как-то сразу все стали переживать за свою жизнь и здоровье, опасаться, чтобы чего не случилось, хотя всего несколько недель назад об этом и не думалось. Отправились домой последние письма из армии, а друзьям на гражданке посыпались просьбы и заказы на организацию встречи и сбор по такому случаю. А уж когда стали прилетать гражданские самолеты с пополнением и начались отправки, наши взгляды устремились в небо, в то время как уши, внимательно улавливали шипения радиостанции - не передают, случайно, приказ на сбор в бригаду? Но, как заведено, наверное, во всех армиях мира, первыми улетели домой штабные писарчуки и другой приближенный к верхам избранный контингент бойцов. Спустя несколько дней мы уже знали и общее количество рейсов самолетов, и их дни. С белой завистью провожали взглядами белоснежные лайнеры, взлетавшие и набиравшие высоту у нас над головами. Числа 20 улетела первая группа дембелей, за ней с интервалом в день-два еще несколько, а дембелей из 3 батальона пока что не беспокоили. По нашим данным, оставался только один зарезервированный самолет. Стали брать сомнения о быстрой демобилизации. Мало ли какие изменения могли произойти. А вдруг, командование решит провести армейскую операцию или начнут вывод кандагарского гарнизона, о чем давно уже поговаривали. Взводному не давали прохода с вопросами и просьбами разобраться с причинами задержки. 28 октября, вечером, долгожданный приказ комбата везти дембелей в "большое хозяйство" прозвучал в эфире. Моя служба на заставе Наука 2 - закончилась. 3. Прощай, Кандагарская бригада. Последний вечер на заставе, последнее "заседание" вместе с парнями младшего призова. И мы, и они радостные и возбужденные. Причем все радуются искренне, без фальши. Мы - потому что уходим на гражданку, они - потому, что, становятся полноправными хозяевами своей службы и вольны теперь жить, как им заблагорассудиться, без присмотра со стороны старших товарищей, без унизительного чувства меньшего брата. Из уст уходящих звучат привычные слова о традициях взвода, о дружбе и взаимопомощи. Тяжело и ... безумно радостно. Утро. Все в последний раз: сонная застава, вид изувеченной артиллерией Мардкалы, завтрак в столовке. Несколько длинных очередей из пулеметов родного БТРа. Все, больше никогда не сяду за них, не возьму в руки боевое оружие. Сдаю автомат Им-Али. На глаза наворачиваются слезы. Я навсегда покидаю свой армейский дом; знаю, что больше никогда не увижу этих парней; не буду частью этого коллектива. Еще вчера это было, а сегодня уже нет. Больно отрывать от себя частицу души, она все равно навсегда останется на этой заставе; еще долго мои мысли будут вместе с ней, с этой каменистой горной грядой, что стала частью моей жизни. Вещи загружены в БТР. Прощальный взгляд на гору Регигар. Торжественная минута молчания и вперед, на броню. Взводный броник отправляется в дорогу. Со всех постов заставы звучат выстрелы. Салют дембелям. Наша служба здесь закончилась. Машина несется по знакомой до мелочей дороге. Все сидят сверху, веселые и радостные. Назад дороги для нас нет. Больше никогда не увижу этих гор, арыков и виноградников .... а с каждым знакомым уголком связаны воспоминания... Застава Наука. На несколько минут останавливаемся, чтобы поприветствовать друзей и попрощаться с теми, кто остается. На заставе Мост задерживаемся на более продолжительное время. Ожидаем приезда комбата. Сейчас здесь собралось большинство моих знакомых и товарищей из других подразделений. С завистью смотрят на нас младшие солдаты, которым еще служить и служить. Когда то и мы вот такими же взглядами провожали дембелей, а теперь.... Все чувствуют себя счастливчиками и именинниками. Это наш звездный час. Комбата не дождались. По рации сообщили, что он приедет уже в бригаду в расположение каптерок. Загружаемся и длинной колонной, вместе с дембелями других батальонных застав едем дорогой Кандагар-Кветта. В последний раз, по этой дороге, в последний раз - на боевых машинах. Сегодня многое - в последний раз. Бойцы и служащие бригады встретили дембельскую колону 3 МСБ равнодушно, она их совсем не интересовала, все занимались рутинными ежедневными заботами. В этом море людей мы растворились незаметно и без остатка. Зато переполненные каптерки батальона гудели, словно ульи. Приехал комбат. Ми собрались, а не построились перед ним, как бывало раньше, и персонально попрощались с командиром. Приятно было услышать теплые слова благодарности и пожелания из уст старшего командира. Сегодня нас поздравляло много офицеров батальона и каждому, в душе, я прощал обиды и несправедливости, если таковы имелись. Первый вечер в бригаде прошел в теплой и дружественной обстановке. Все были счастливы и радовались жизни словно дети. Следующее утро должно было стать для нас последним на Афганской земле. Все дембеля, отправка которых планировалась в этой партии, выстроились на плацу возле штаба части. Среди них увидел много знакомых лиц. Были среди них и парни, с которыми мы вместе попали сюда: Юрий Любченко сержант из второго батальона и Сергей Мищенко - работник пекарни (служба разная, а увольнение в один день). После короткого приветственного слова одного из заместителей комбрига, нам выдали комплекты знаков (стандартный набор, правда, без особо почитаемого дембелями гвардейского значка, потому, как их давно распродали штабные писарчуки) и сообщили, что сегодня отправки не будет, самолет не прилетит. Облом! Расходимся по каптеркам. Но приподнятое настроение нас не покидало. То, что так быстро не улетим, мы знали и готовились к худшему. Ожидание самолета в бригаде могло продолжаться несколько дней, как повезет. Конечно, не хотелось бегать по утрам к штабу и обратно, но эта церемония уже стала неотъемлемым атрибутом большинства отправок. Заняться было чем: цепляли знаки, добавляли последние штрихи к парадной форме. Вечером гурьбой пошли на просмотр фильма. Прямо в зале меня нашел Игорь Шохин и предупредил о том, что завтра должен прилететь самолет, и что ему нужна срочная помощь в оформлении военных билетов. Так я оказался в штабе бригады. За несколько часов мы сделали все необходимые записи, поставили печати в документах, которые еще никто еще не соизволил оформить. А мы то, думали - все готово! Ну и как, тут прикажете относиться к штабным писарям? Даже военные билеты приходилось делать самим. Утреннее построение возле штаба сулило хорошие новости. Стопроцентную гарантию отправки не давал никто, но наличие у штабного майора кипы бумаг и аттестатов свидетельствовало о точности сведений. Офицер начал зачитывать фамилии и вручать каждому демобилизуемому по несколько официальных бумаг. Денежные аттестаты (каждый боец по прилете в аэропорт Ташкента должен был получить причитающуюся ему согласно воинской должности суму денег за два года службы и за ранение, если такое имелось) были в порядке у всех моих товарищей, за исключением Николая Зубкова, которому "Курдуман" таки подсунул свинью. Парень остался еще и должен за угробленный на заре службы двигатель БТРа. От такой новости оптимизма у нашего товарища не прибавилось, он стал вспоминать родных и близких офицера "не злым тихим словом". Однако оказалось, что не все документы готовы. Фамилии некоторых из присутствовавших на плацу парней не зачитали. Зато дембеля третьего батальона попали в список сегодняшней отправки на Родину всем составом. Основные подразделения бригады были представлены в этом списке на уровне десятков бойцов, и только саперная рота делегировала троих (то ли, все уже демобилизовались, то ли дембелей осталось всего ничего, увы, неизвестно). После проверки и прощания командования бригады с убывающим личным составом (не помню, чтобы выносили знамя) занимаем места в грузовых автомобилях. Не беда, что кузова грязные и отсутствуют сидения, все довольны. Если надо, пойдем в аэропорт и пешком. Авто начинают движение до КПП. Остающиеся в расположении бойцы машут нам руками. Прощайте, парни. Надеюсь, больше сюда не вернусь. Ариана. Дембеля расположились в тени деревьев возле главных ворот. Каждый предоставлен сам себе, мы больше никого не интересуем, словно отработанный материал. Потянулись томительные часы ожидания. Наверное, больше никогда в жизни я так не переживал за наш легендарный Аэрофлот. С надеждой сотни глаз всматривались в безупречную чистоту афганского неба в его невероятный лазуритовый цвет, изо всех сил напрягали зрение и слух. Где же он, долгожданный белый борт??? Минуты складывались в часы, солнце равнодушно двигалось по небу, а самолета все еще не было. Как назло, не летали и боевые машины. Гнетущая тишина давила на сознание. Но вот издалека донеслись знакомые нотки гула авиадвигателей. Спустя мгновения все вскочили, обрадовались и ... даром. На посадку заходил афганский самолет местных авиалиний - Ан-26. А нашего, белоснежного дембельского лайнера не наблюдалось. Ох, как досадно, то! Миновал полдень, день клонился к вечеру. Исчезала последняя надежда на прилет нашего самолета. Чувство голода, возвращало к реальности. У некоторых парней нашлись афгани, и несколько лепешек перекочевало из рук континщиков в наши желудки. Но, где, же этот борт? Уже четыре пополудни, а его еще нет. Так не хочется назад в расположение. Еще час и непроглядная мгла скроет все вокруг. Но что это за шум? Самолет???!!! Не может быть. Вот он, родной Ту-154, приближается к Ариане. Он уже над нами. Убеждаемся, что это цивильный лайнер. Сомнения развеялись. Какое счастье, что ты прилетел! Снижаясь над аэропортом, самолет заходит на посадку. Томительные мгновения и вот борт уже подкатил к зданию. Стихает шум двигателей. Трапов здесь нет, поэтому прибывшее пополнение спускается по приставленной к самолету лестнице. Колонной по два, команда демобилизованных заходит на территорию. Мы выстраиваемся в несколько шеренг, отступая, далеко друг от друга. По команде открываем, дипломаты и ожидаем, пока хорошо выпивший комендант, вместе с таким же офицером рангом пониже, проведут проверку наших вещей. Вот уже есть первые жертвы. У кого-то из парней найдены вещи из контина, что запрещено. Возникают неприятные разговоры и угрозы гауптвахты. Мимо последних шеренг летят на бетонку китайские кусачки для ногтей и другая мелочь. У меня лежит несколько чернильных авторучек. Прячу их под дипломат в щель между бетонными плитами. Комендант не нашел в моем чемодане ничего интересного. Авторучки остаются незамеченными. Ура. Можно перевести дыхание и успокоиться. Напротив нас выстроились полторы сотни молодых парнишек. Для них все еще только начинается. Вспомнился такой же день почти двадцать два месяца назад. Я всматривался в эти юные лица и будтобы сам чувствовал, что сейчас твориться в их душах. Ребят бросили в ад, хотя они пока об этом не догадываются. Кто-то из них, как я сейчас, будет садиться в дембельский самолет, а некоторые - уже никогда его не увидят. Их - полный самолет, нас - намного меньше. Пока за этой группой бойцов не закроются ворота аэропорта, шансы на выживание у них всех относительно равны. А там, уж как повезет. Хотелось, что бы в их дембельском самолете не было свободных мест. Неторопливо, с чувством выполненного долга, дембеля поднимались на борт и занимали места в салоне. Десантники и пехота, танкисты и саперы, связисты и хлебопеки - все парни в той, или иной степени прошли дорогами испытаний. Мы счастливчики, мы возвращаемся домой живыми и, относительно целыми, здоровыми. В салоне - "стюардессы как принцессы, надежные как весь гражданский флот". Они смотрят на нас с интересом, и предельно корректны. Внутреннее убранство самолета действует магически - мы растеряны и ошеломлены обстановкой. Все выглядит как сон, как плохая дембельская шутка. Все молчат и смотрят в иллюминаторы, где колонна новобранцев шагает навстречу своей судьбе. Погрузка закончена. Загудели двигатели, самолет содрогнулся и покатил по взлетной полосе. Последняя прогулка по афганской земле. В салоне тишина. Мы прощались с этой страной, со своей обожженной войной юностью. Борт уверенно и круто отрывается от земли. Невдалеке кружат вертолеты прикрытия, интенсивно отстреливающие имитационные ракеты. Время позднее, самое подходящее для душманской воздушной атаки. Крутые виражи и взлет по спирали. Ту-154 набирает нужную высоту в зоне ответственности аэропорта Кандагар. На мгновение я увидел нашу гору, вспышки осветительных ракет. Друзья прощались с нами, они салютовали своим старшим товарищам. Тридцать первое октября 1985 года, около 17.00 по местному времени. Прощай, 70 мотострелковая бригада! Прощай, Афган! Привет тебе, новая жизнь! Это было так давно, прилетели на край света. Говорили, не прейдет, ни ответа, ни привета. Говорили, что сюда, не заманит и награда, До свидания и прощай, Кандагарская бригада До свидания и прощай, Кандагарская бригада Необычный городок, он сверкает безразлично. Необычное здесь все, даже воздух заграничный. И зеленка за рекой, предстоит нам как преграда, До свидания и прощай, Кандагарская бригада До свидания и прощай, Кандагарская бригада Здесь теряли мы друзей и товарищей теряли, Тех, кто дорог, и кому, все мы в жизни доверяли. А теперь летим домой после пыльного парада, До свидания и прощай, Кандагарская бригада До свидания и прощай, Кандагарская бригада......... ПОСЛЕСЛОВИЕ. В истории человечества, никогда не случалось, чтобы счастье народу принесла армия другой страны, армия завоевателей. С какими бы благородными целями не приходили чужестранцы, они рано или поздно, но непременно становились оккупантами. Такова природа людей. Мне повезло. Я был на войне и остался живым. Судьба постоянно оберегала меня: большинство сопровождений с моим участием произошло зимой, когда активность душманов снижалась; по-настоящему, принимал активное участие в одном опасном рейде; пребывал в крепости Пальмухаммед в период относительного затишья (до этого и после, там погибали бойцы, а когда я был - нет); попал под расстрел 27 автоколонны и уцелел; подорвался на фугасе и остался жив; в засадах ни разу не попал под обстрел; четыре раза за год лечился в госпиталях и не потерял здоровье. Если собрать всех, кто уцелел на той войне и расспросить, то окажется, что каждому неоднократно повезло, а некоторые - просто родились в рубашке. Это и не удивительно, кому не везло - тех с нами сейчас нет. Я видел мучения и смерть друзей; видел, как их собирают по кусочкам, изуродованных и покалеченных; видел убитых и пленных врагов; но, ни разу за два года пуля, выпущенная из моего автомата или пулемета, не оборвала чью-то жизнь, во всяком случае - я этого не видел. И, возможно, поэтому я не стал жестоким, как много парней, что прошли сквозь мясорубки боев; которые убивали врагов, вооруженных и нет, с удовольствием или отвращением, по приказу или просто так. Мне повезло, потому что не чувствую за собой греха убийства, хотя был участником и очевидцем военных действий. Шесть лет как закончилась афганская война. Вернулись домой парни, ушли войска. Но четырнадцать (а может раза в три больше?) тысяч бойцов уже никогда не увидят восход солнца; больше пятидесяти тысяч - возвратились ранеными, стали инвалидами и уже никогда не будут здоровыми; более миллиона парней никогда не забудут эти два года жизни, интернациональную помощь народу, которому она не требовалась. Уже найдены (или назначены?) виновники той войны, наконец расшифрован в деталях механизм принятия решения и ввода войск; но, как неоднократно бывало в нашей истории, никто из ответственных чиновников не был наказан: ни генсек, ни обычный генерал. А если такие вещи сходят с рук или списываются на время и обязательства, значит преступный аппарат, принимающий подобные решения никуда не исчезнет. Как пример тому, война в Чечне, что по своей жестокости и цинизме оставила далеко позади все последние войны, в том числе и афганскую. Хочется, чтоб об Афане помнили не только вольные или невольные участники тех событий, а и все, кого война обошла стороной. Возможно, память о ней сможет остановить очередную авантюру в горячих головах политиков. |
|
|
