Афганский дневник
Жемайтис Ольгерд


     Писать свой дневник я начал в июне 1986г. в Термезе Узбекской ССР, где проходил службу в 367-ом гвардейском учебном мотострелковом полку в должности заместителя командира артиллерийского дивизиона. Условия службы и быта были очень тяжелыми, к тому же все страдали от непереносимой жары. "Писательством" я занялся потому, что, работая с дневником, получал все же какую-то психологическую разрядку. Вскоре после моего прибытия в Термез меня с другими 118-ю офицерами Термезского гарнизона направили в командировку в Демократическую республику Афганистан (ДРА) сроком на два месяца. Цель командировки была несколько необычной: на базе 149-го мотострелкового полка 201-й мотострелковой дивизии Кундузского гарнизона 40-й армии сформировать по существу муляжный полк из военных строителей 40-й армии и отслужившей свой срок техники и после митинга и фанфар перед объективами кино- и фотоаппаратов иностранных корреспондентов "вывести" этот полк на территорию СССР. При этом мне отводилась роль начальника артиллерии выводимого полка.   Эта военная операция, названная "Гранит", по своей сути являлась мирной, гуманной, отвечала духу того времени и, как впоследствии оказалось, стала началом вывода всех советских войск с территории Афганистана. В 1986 г. выводилось шесть полков 40-й армии, о чем много писалось в газетах.
   В моем дневнике читатель не найдет ничего захватывающего дух - все будничное, обыкновенно, так, как и в любой другой части армии тогдашнего Советского Союза, с ее недостатками и пороками.
   После командировки я дополнил свой дневник воспоминаниями детства, а также страницами о службе в Чехословакии в 1968-1972 гг., и в конце концов получилось что-то вроде отчета о моей 27-летней службе в Советской Армии, которой уже больше нет.
  
   1986 год, 27.VIII.
   С группой офицеров прилетел сегодня в Кундуз. Наконец-то не из газет, а воочию увижу, как все оно есть. Телевидение и радио многое утаивают, газеты пишут вранье и сообщают о ведении боевых действий в основном между афганской армией и бандформированиями. Все эти годы я верил только рассказам фронтовиков, хотя вряд ли это слово подходит для определения офицеров 40-й армии, так как никакого фронта там не было и нет. Ведется самая настоящая партизанская война, которую не смог выиграть ни Наполеон в Испании и в России, ни Гитлер в оккупированной его войсками Европе либо в России. Тем более меня стали уже давно, а по сути дела с самого начала вторжения в Афганистан, терзать сомнения в обоснованности такого шага со стороны наших власть предержащих. Другое дело Чехословакия, цивилизованная европейская страна с менталитетом славянства и сильным христианством, болячки на теле которой от нашего вторжения в нее в августе 1968 г. если все еще и не дают покоя, то во всяком случае уже не кровоточат так, как во время моей службы там с 1968 по 1972 год.
   И вот я в Кундузе, на афганской территории, разглядываю горы враждебной мне страны и начинаю жить по афганскому времени с полуторачасовой разницей. Нас здесь из Термеза 119 офицеров. Цель командировки - создать видимость вывода войск из Афганистана у всей мировой общественности, раздуть этот вывод и его значение для дела мира во всем мире в средствах массовой информации и тем самым показать политику Горбачева как миротворческую и готовую к диалогу с Западом. Собрать для этой цели по всей 40-й армии никому не нужных уже военнослужащих из стройбата, скомплектовать из них полки (танки и артиллерийские системы для этой цели из Термеза уже отправлены). В качестве тягачей и машин для перевозки людской силы и тылового имущества использовать всю рухлядь, способную только доехать до Термеза, заранее покрасив ее и более менее укомплектовав запчастями (ведь начало "вывода" будут лицезреть иностранные корреспонденты), и научить солдат, многие из которых не знают даже русского языка, отвечать на вопросы иностранцев.
   На самолет АН-12 мы садил ... Читать дальше »

  Печальные журавли Афгана
  
С автором не удалось связаться.
Текст хороший

  
   Самые первые впечатления от нескончаемо длинной дороги у меня остались с первого класса. Так, 1 сентября сломался автобус и в школу мне -- первый раз в первый класс -- пришлось идти пешком аж четыре километра. Это дорога как бы была началом моей дороги будущего, предопределяла его.
   После окончания средней школы и школы ДОСААФ, последнюю мы закончили вместе с двоюродным братом Костей и одноклассником Витей, пришло время идти служить в армию. Мы с Костей мечтали попать в ВДВ, а Витя в автобат.
  
   И вот пришла долгожданная повестка. После напутствия в колхозном клубе и домашнего застолья, прощания с матерью, чей напутственный взгляд я ощущал все время, пока служил, нас привезли в военкомат. Последняя медкомиссия прошла быстро, нас обстригли налысо, и вот сидим мы за забором, а за ним толпа родственников. И тут мой брат Вовка решил пошутить: сорвал с меня шапку, пока я наклонился, чтоб принять бутылку пива. Боже, ощущение, что тебя раздели догола, я готов был разломать изгородь, чтобы забрать шапку, лишь бы спрятаться от насмешливых взглядов родни. После медкомиссии нас отпустили на два часа. Последнее застолье, последняя рюмка водки на воле, последние напутствия отца. На вокзале мне на прощанье отец сказал: "Ничего, сынок, главное, чтобы в Афганистан не попал". Не знал он, не знал я, что судьба уготовила мне такой подарок.
  
   Когда сели в вагон и поезд тронулся, все мы, 27 молодых парней, пытались узнать у сопровождавших нас офицеров, куда нас везут, но те отвечали: "Вот приедете, тогда и узнаете, что это за команда 280".
   Первая остановка -- пересылка -- Марьина горка. Первая солдатская баня, первая побудка утром. Выдали обмундирование, заставили ходить строем, все мы стали как бы на одно лицо. Первая армейская каша, от которой мы поначалу отказывались: после домашней это, конечно, была не еда. Первые стычки в столовой с дедами, которые избили нескольких новобранцев, но потом наше терпение кончилось и мы сумели постоять за себя. Первая ложь офицеров, когда они собрали у всех деньги в отдельных конвертах, пообещав отдать при отправке в место назначения, но так и не вернули. И вот с этими первыми впечатлениями об армейской службе мы отправились дальше, неизвестно куда.
  
   Замелькали за окнами вагонов города, веси. В Ростове-на-Дону первая пересадка. Ранняя весна, дождь моросит, мы как мокрые цыплята бегаем за офицерами. А кругом поезда, поезда -- эшелоны с дембелями и новобранцами. Особенно поразил один состав: вагоны дореволюционные, все исписаны, стекла выбиты, из окон высовываются черные нерусские лица. Мы меж собой шептались: "Чурки", -- не зная еще, что и спать будем с ними в одной казарме, и есть из одной миски или казана, и воевать будем бок о бок -- и белорус, и русский, и узбек, и таджик...
  
   Опять дорога. Офицеры сказали, что едем в Грузию. Как мы радовались, думали, увидим море, пальмы, горы. Так радостно было на душе. А поезд все летел и летел, все ближе к солнцу, к весне, все дальше от пасмурной Беларуси. И вот оно -- море. Нечто неописуемое для большинства из нас, которые видели его впервые. И вот последняя остановка -- солнечный Батуми. Правда, была уже ночь. Нас погрузили в грузовики и повезли в часть, где всех разместили в одной казарме, спали на полу. Лишь утром, когда подняли в 6 часов, началась наша настоящая служба. Мы узнали, что наша команда номер 280 прибыла в N-скую часть для трехмесячной подготовки, перед отправлением в Демократическую Республику Афганистан. Всего нас прибыло 120 человек: 70 белорусов и 50 украинцев. Готовить будут на водителей БТР. И что поедут в Афган все, кроме тех, кто не годен по здоровью. Да, это был еще тот "подарок". Мысли, о том, что нас ждет в Афгане, не покидали ни во время занятий, ни на строевой подготовке, ни в нарядах, ни на отдыхе.
  ... Читать дальше »

Автор:Мещеряков Юрий Альбертович
Черное, белое, красное...
   Фрагмент романа
   "Панджшер навсегда..."
  
  
  
Черное, белое, красное...
  
   Сначала задача показалась Ремизову нелепой, потом - опасной. От него требовалось сформировать группу и отправить ее по открытому заснеженному полю к зарослям высокого кустарника выше по течению Панджшера. В этом месте река делала изгиб, видимость ограничивалась, а заросли, обширные и густые, могли бы спрятать вражескую засаду, это предположение напрашивается, если перед глазами карта, а не сама местность. Но командир шестой роты видел перед собой именно эту изрезанную с террасами местность. Душманы не самоубийцы, не шахиды, они никогда не стояли насмерть, не выбирали позицию, у которой нет отхода, а кустарник, расположенный ниже полки, - это ловушка, которая простреливается еще на подходе из любого оружия.
   - "Альбатрос", этот кустарник можно расстрелять из пушки, с нижней полки.
   - "Дрозд", выполняй приказ, - Савельев вспылил, сейчас он отчасти понимал скрытую нелюбовь комбата к Ремизову, ему еще никто не перечил в этом батальоне, хотя если бы он остыл и подумал, кто знает, может, и согласился бы с доводами ротного в ущерб своему самолюбию.
   - "Альбатрос", там пятьсот метров открытого поля, ни одного укрытия, снег по щиколотку, быстро идти невозможно, у меня будут потери.
   - Так тебе самому и не надо идти, - более мягким и даже теплым голосом продолжил Савельев, он по-своему воспринял последние слова Ремизова, - у тебя замполит есть, ему и поручи эту задачу. Выполняй.
   - Есть. Приступаю.
   Оглядев своих солдат, он понял, что никого из них не может отправить на произвол судьбы. Посмотрел на замполита - ну какой из него командир? Каждый должен заниматься своим делом. И он, Ремизов, тоже должен заниматься своим. Надо выбрать лучших, таких, кто сможет пройти это долбанное поле.
   - Нам поставлена задача: выдвинуться вот к тому кустарнику, - он показал рукой, - занять рубеж и обеспечить прохождение колонны. Со мной пойдут... - здесь он осекся, окинул взглядом всех солдат, - со мной пойдут Мурныгин, Кадыров, Становой, Коцуев, впереди - Сафаров и...
   Возникла пауза. Медленно переводя взгляд с одного лица на другое, он взвешивал все имеющиеся "за" и не думал о том, что есть аргументы "против". Он выбирал лучших, чтобы взять их с собой на риск или на смерть, но разве это справедливо, если эти лучшие поставят на кон все? А другие так и останутся за спинами лучших, пока тех не изорвут осколки или пули. Опираться больше не на кого, так решил командир роты, и это очень высокая честь в минуту испытаний быть избранным. Ему нужны люди, в которых он был уверен, которые не бросят товарища, помогут друг другу, не испугаются. Потому что тот утренний снайпер снова будет стрелять. Но как же идти по снегу?
   - -.. и Комков. - Ремизов помнил, как разбил ему лицо, видел, как за прошедшие месяцы возмужал солдат, и оказал ему эту честь. - Пойдешь сразу за Сафаровым. Кадыров - в замыкании. Ну все. Вперед.
   Первый дозорный черной фигурой вышел на белое поле, двигался он неуверенно, натыкался на скрытые снегом комья плохо обработанной земли, проваливался в выемки. Он шел один, и был так отчетливо виден, так страшно одинок на этом голом поле, что Ремизов не мог на него смотреть без содрогания. С интервалом в семь метров из спасительных зарослей вышел еще один такой же одинокий солдат, Комков, а, выдержав свои семь метров, следом отправился и командир роты. Сделать большее для выполнения поставленной задачи они не смогли. Не успел шедший за ротным Мурныгин и шага ступить из кустов, впереди, чуть выше голов, просвистела пуля и воткнулась в снег, вырвав из-под него кусок черной земли. Почему я согласился выполнять этот идиотский приказ? О чем думал Савельев? А о чем думал я сам? Мы же мишени...Слишком много вопросов, чтобы получить хо ... Читать дальше »

Гергель Александр Николаевич
Письмо счастливому солдату


продолжение

Старший сержант Владимир Смирнов, переслуживший после Приказа почти два с половиной месяца, сидел в кабине одного из ЗИЛов рядом с водителем. Десяток грузовиков обоза, заполненных боеприпасами и коробками с продуктами, замыкали колонну бронетехники, готовую к выдвижению.
  Каким-то чудом - ротный позаботился? - он был избавлен от счастья топать вместе со своей ротой пешком через горы. Теперь он даже не знал, когда снова увидит своих товарищей. Даже эти идиоты - несносные его дружки-дембеля, виновники всех злоключений, казались ему близкими людьми, с которыми его коварно разлучили. Впрочем, после ухода майских дембелей, взвод стал совсем другим, практически чужим, да и сам Володя был в нем чужим. Место замкомвзвода занял Паша Пришвин, единственный во взводе старослужащий, а командирами отделений уже назначили молодых сержантов, недавно ставших черпаками, их же призыв составлял и костяк взвода. Несчастные дембеля, практически гражданские люди, были непонятным довеском. Получалось, что места во взводе для Володьки и не было, и его поставили командиром машины обоза - прекрасная карьера для заместителя командира взвода!
  Выдвижение пехоты было назначено на десять вечера, а сейчас роты получали короткую инструкцию от начальника штаба полка. В стороне вытянулась в линию колонна брони и обоза. Володька оглядывал широченную долину, в которой расположился полк - ряды палаток, горбатые металлические ангары, офицерские модули, трубы котельной - и все это на фоне гор. Горы отсюда, издалека, не казались страшными, больше походили на высокие холмы. Только вот дальше, за первым рядом этих холмов, уходил вдаль и ввысь следующий ряд, потом еще и еще, а там, вдалеке и снеговые вершины виднелись, даром, что уже июнь!
  И не было надежды, что ползать придется только по ближним холмам...
  Бронегруппа начала движение вокруг построенных коробками взводов, поднимая гусеницами и колесами облака пыли, и когда ею затянуло не только плац, но и территорию полка до самых палаток, колонна двинулась к КПП, прошла мост и потянулась по дороге на Кишим. Пехота, скрытая клубами пыли от духовских наблюдателей на окрестных горах, быстро разбежалась по палаткам, получив строжайший приказ, до темноты не высовывать носа из-под тентов.
  
  7.
  
  В наушниках звучит команда "Броня, Вперед!" Взревев движком и выкинув целое облако черного дыма, головная машина срывается с места, за ней начинает движение вся колонна. Скоро доходит очередь до нас.
  - Вперед, - командую я водителю, и мы пускаемся вслед за остальными.
  Я - старший сержант Владимир Смирнов, заместитель командира первого взвода первой роты, командую теперь двумя молодыми, только что из учебки, бойцами, да обозным ЗИЛ 131, набитым коробками с сухпайком. Завидное продвижение по службе. Ну ладно, ну задержали с дембелем, оставили до августа, не я первый, как говорится. Да черт с ним, с дембелем, черт с ней даже с этой "войной", тоже не в первый раз, помотаемся пару месяцев по горам, не развалимся. Но зачем же вот так, в обоз? Что ж я уже больше ни на что не годен!!?
  Колонна собралась большая, одних бээмпешек больше двадцати, а еще несколько танков, тягачи с прицепленными гаубицами, стотридцатьпервые ЗИЛы обоза. Длинной зеленоватой змеей колонна обвивает огромный пустырь, на котором выстроилась пехота. Передние машины подходят к построенной пехоте, останавливаются, чтобы принять их на броню, остальная техника продолжает двигаться по кругу. Хитрый план удался на славу, поднятая гусеницами пыль заволакивает весь импровизированный плац. Увидеть посадку пехоты мне не удается даже мне, со ста метров, что же говорить о духовских наблюдателях! Последнее, что они могли разглядеть, это бээмпешки, остановившиеся возле пехоты.
  Впереди, в клубах пыли едва виднеется край кузова впередиидущего грузовика, мы несемся следом. Собственно, делать мне абсолютно нечего, водила прекрасно справится с дорогой и без моих подсказок, в такой колонне не потеряешься, не отстанешь. На черта я воо ... Читать дальше »

Гергель Александр Николаевич


Письмо счастливому солдату
1.  
  Кому не доводилось в жизни надолго покидать родной дом и близких людей, тому не понять, что значит получать письма. Теперь, когда кругом Интернет с электронной почтой, мобильная связь и эсэмэски, трудно даже представить себе, что когда-то люди могли месяцами не иметь известий друг от друга. Скучали, ждали вестей. Писали письма на вырванных из тетрадей листах, запечатывали их в конверты, выводили адреса. Случалось, подолгу таскали готовое письмо в кармане, не имея возможности бросить его в почтовый ящик или отдать почтальону. Отправив, начинали отсчет, прикидывая, когда же письмо попадет к адресату, долго ли будет идти ответ.
  Бывало, что письма пропадали в дороге. Терялись на сортировке, завалившись куда-то, или попадали не в свой поток и долго ехали в почтовых вагонах в совсем другой конец необъятной страны, все больше удаляясь от пункта назначения. А могло получиться и так, что чья-то безразличная рука просто выбрасывала письмо по неосторожности, или специально - ну подчерк не понравился или адрес нечетко написан. Или просто настроение плохое, пропадите вы все пропадом! К чести почтового ведомства стоит заметить, что такое случалось крайне редко, Почта СССР работала четко. И шли нескончаемым потоком письма по всей стране - специальные вагоны цеплялись к пассажирским и грузовым составам, брезентовые почтовые мешки забрасывали в самолеты, сновали по дорогам страны грузовики с белой наклонной полосой на фургоне.
  Каждый день вскрывали люди конверты, доставали из них сложенные пополам листки с загнутым краем, разворачивали и читали письма. Радовались, плакали, безразлично переваривали информацию, злились, прощались со старыми надеждами, обретали новые. Прочитав, бережно складывали листок, убирали обратно в конверт, прятали в специальную коробочку, чтобы потом, может даже через много лет, вынуть оттуда дорогой листок бумаги, развернуть, прочесть снова, загрустить или обрадоваться, вспомнить и пережить заново чувства. Иногда - рвали в мелкие клочья и раздраженным жестом отбрасывали от себя прочь, так что маленькие неровные конфетти разлетались фонтаном и, кружась, оседали на землю, словно хлопья первого снегопада. А может, просто комкали и бросали бумажный шарик в мусорное ведро... Бывало, прятали в нагрудный карман и много дней носили с собой, снова перечитывали в свободную минуту, чтобы еще раз услышать за неровными строчками голос старенькой бабушки, или нежный голос любимой женщины, или тоненький голосок своего ребенка, а чаще всего - печальный мамин голос, выговаривающий простые слова: "Как ты там, сынок?"
  
  2.
  
  Обычно первыми вертолеты замечали часовые, стоящие на вышках по периметру крепости. Две маленькие черные точки появлялись из далекого ущелья со стороны Файзабада, четко выделяясь на фоне бледного полуденного неба. Прислушавшись, можно было различить едва уловимый вначале тоненький стрекот. Вертушки шли на большой высоте, но и ее едва хватало, чтобы оказаться хоть немного выше ближайших вершин. Вырываясь из ущелья в долину, они никогда не снижались по глиссаде, продолжая идти на максимальной высоте до самой площадки. Через равные промежутки времени, каждые пять - десять секунд, отстреливались из хвостовых балок тепловые ловушки в виде обыкновенных сигнальных ракет, которые описывали своими дымными хвостами широкие дуги по обе стороны, так что казалось, вертушки постоянно выходят из странных двугорбых арок, медленно тающих в небе.
  - Вертууушки..! - надсадно орал часовой, заметив черные точки.
  - Вертушки!!!! Вертушки! - подхватывали на разные лады остальные обитатели крепости.
  В батальоне сразу возникала суета. Под нарастающий рокот винтов снабженцы бежали в машинный парк выводить 131-ый ЗИЛ, свободные от службы солдаты неслись на поле встречать вертолеты, запускать сигнальный дым - колдунчик.
  Тем временем пара подходила, резко шла на снижение и, сделав три - четыре круга над крепостью, приземлялась на площадку в облаках пыли. Винты сбрасывали обороты, и в их металлический лязг добавлялся вдруг тонк ... Читать дальше »