Вместо пролога
Кандагар.…С каждым новым годом, прожитым мною на этом свете, всё более рельефно проступают контуры древнего, сурового, никогда и никем непонятого до конца, великого города. Где-то, на подступах к нему, сухая и потрескавшаяся земля под виноградником окропилась моей кровью, впитавшейся в глубину, разделившись на молекулы и атомы. Это сродни старым представлениям о братстве, когда братающиеся надрезают ножом руки, чтобы смешать кровь в знак вечного родства душ и тел. Генетики! Я сегодня готов пройти ДНК-экспертизу на родство с этой землёй. Я сегодня готов прийти на то место, где произошло таинство единения. Без карты. Без проводника. По запаху и интуиции.

Тёмный загар
Мне подарил Кандагар.
Песни цикад,
Ночь, друг и автомат…

Много не пей –
Завтра нам снова в рейд…
Жизнь или смерть –
Жить или умереть…

Кандагар… Мне бы надо его вспоминать с содроганием и страхом, ибо не один раз в его стенах моя жизнь подвергалась смертельной опасности. Мне бы надо его ненавидеть за потерю близких боевых друзей, которых он, подобно Молоху, сожрал без разбора, без капли жалости и состраданья. Ненавидеть за созданные предпосылки для предательства, свершившиеся на «большой земле», пока я воевал на улицах этого города. Мне бы надо его презирать за безысходную нищету и дикость, свойственные городским обитателям.
Из таких, как я Кандагар способен увеличить своё население вдвое. Такие, как я, разнесли свою боль и память о Кандагаре в тысячи городов, сёл и деревень Советского Союза. Для таких, как я, слово «Кандагар» служит вечным паролем.
Что мы оставили там? О чём сегодня грустим? Чего хотим? Вырваны ли из жизни кандагарские годы? Или Кандагар - достойно сданный экзамен на мужество, человеческую порядочность, мудрость и зрелость?.....

Один год службы в Афгане (1981-1982)

…дцать лет назад было такое же жаркое лето. Асфальт изнывал от нестерпимого зноя и молил хоть о капле дождя. На голубом небе ни облачка. Настоящий ад. Казанский вокзал Москвы. У пассажирского состава «Москва – Ташкент» стоит кучка молодых офицеров в окружении родителей, жён, невест. Стою среди них и я. Меня никто не провожает, вернее, проводили уже раньше. Позади у нас, молодых лейтенантов, выпуск из училища на Красной площади, счастливо проведённый отпуск. Впереди сначала Ташкент, потом Афганистан (это потом его стали называть короче – Афган). Настроение бодрое, боевое.
Состав цыкает спускаемыми тормозами, торопит проводница, последние поцелуи, объятья, кое-где слёзы, и вот мы уже в пути. Трём из нас, десяти, никогда не будет суждено вернуться обратно, двое вернутся инвалидами. А на перроне среди провожающих останется молодая жена лейтенанта Володи Порохни, которая через два месяца станет вдовой, и, которая через полгода родит дочку, так и не увидевшую своего папу. Ну а тогда молодые "поручики”, гордые своей военной судьбой и золотыми погонами, в тесной компании пили водку, смеялись, неумело волочились за молодыми проводницами. Неожиданная свобода после четырёх лет "курсантской” жизни пьянила больше, чем водка. Молодые семейные офицеры, в том числе и я, не привыкли к своему новому положению, и поэтому наша мужская компания не была омрачена ничем.
Так и не заметили, как приехали в знойный Ташкент. Не мешкая, заарканили микроавтобус, меньше нельзя было; приехали в штаб Туркестанского военного округа. Долго не ждали, представились в управлении кадров, облегчили им задачу тем, что загранпаспорта привезли с собой ещё из Москвы. Всем предложили для начала службу в Чирчикской бригаде спецназа. Но мы все горели Афганистаном, и никто на голубую форму не польстился. Тогда нам представили десять дней в ожидании "борта” на Кабул и поместили в маленькую гостиницу КЭЧ ТуркВО, что напротив гостиницы и ресторана "Россия”, где и состоялся наш первый офицерский банкет.
Денег у господ офицеров куры не клюют, поэтому гуляли на широкую ногу. Было море шампанского, водки, закуски. Чудили по-дикому: скупили все розы у мальчика, торговавшего между столов, и подарили их официантке, обслуживающей наш столик, наперебой заказывали оркестру "цыганочку”, посылали шампанское на соседние столики. Но когда к нам подошла женщина узбечка средних лет и предложила девочек по сходной цене, мы отказались (наверное, не привыкли к такому сервису). Зато ... Читать дальше »

Но бежать в полный рост душманы нам не позволили. Сначала один, потом второй боец упали слева и справа от меня, не сдерживая криков боли. Я молниеносно определил у обоих ранения в ноги и решил, что доползти под защиту стен они смогут самостоятельно. С оставшимися солдатами уже ползком мы продолжили путь к горящему БТРу. Нас подстёгивали крики горящего внутри человека, но и при этом те же десять – пятнадцать метров мы под пулями преодолевали минут восемь – десять, а этого вполне хватило, чтобы машину полностью охватило пламенем, да так, что жар не позволял приблизиться ближе, чем на три метра. И тут раздались первые разрывы от боекомплекта БТРа. Уже свои пули от КПВТ и ПКТ, взрывы гранат внутри машины явились не меньшей опасностью, чем обстрел врага. И замер голос внутри… Я чуть ли не облегчённо подумал, что ему уже никто и ничто не поможет, а, значит, пора заняться своими потерями.
Сосредоточившись всей группой, включая и раненных, в глухом дворике где-то пять на пять метров, занялись обработкой пострадавших. Вкололи каждому в бедро через х/б по тюбику промедола, наложили повязки. Я параллельно оценивал обстановку. От основной цитадели комбата мы удалились метров на пятьдесят – семьдесят, причём на другую сторону улицы. Трассеры, извергающиеся из горящего БТРа, представляли собой непредсказуемое броуновское движение с одной стороны, и, уже прицельный огонь “духов” с другой стороны исключали, пожалуй, всякую возможность благополучного возвращения на КП батальона. Тем более два снаряда в одну воронку не падают»,- думал я, памятуя об утреннем происшествии.
Итак, что мы имеем? Шесть автоматов, по десять магазинов в среднем на каждого, две «Мухи» (РПГ-18), шесть “эргэшек” (РГ-42), да и всё, пожалуй. И радиостанция Р-148, которой до данного момента и не пользовались. А это связь со всеми, это возможность рассказать, как нам плохо, это возможность вызвать помощь. Такие трезвые размышления вслух восстановили внутреннее спокойствие и у меня, и у моих солдат. Я совершенно без эмоций вышел на связь с командиром батальона и доложил обстановку. Я представляю, как все три ротных, стоящих на комбатовской частоте, обалдевают от того, что они, хоть и гонят “на флажки волков”, но практически не видят их, а зелёный лейтенант, возглавляющий охрану КП батальона, при значительных потерях (один сгоревший и двое раненных плюс подбитый и сгоревший БТР), “мочится с духами” налево и направо. Комбат также спокойным голосом, как будто и не материл меня тремя часами раньше, боясь оборвать натянутую струну наших нервов, ставит задачу на круговое наблюдение, а также обозначить себя НСП ОД (наземными сигнальными патронами оранжевого дыма). И хотя моя группа отлично видит стволы батальонных АГСов на крыше, мы зажигаем дымы. И тут я с ужасом понимаю, что обозначил себя не только для комбата. «Духи”, как шакалы, учуявшие запах крови раненного зверя, упоённые лёгкою победой над “шурави зерипуш” (советскими бронетранспортёрами), усмотрели во мне лакомый кусочек и приступили к комбинированному обстрелу и атаке моего маленького бастиона. Трудно и опасно было поднимать голову над дувалом и вести ответный огонь. Трудно, но возможно. Тем более что не было паники, боязни смерти. Не мною придумано, что на миру и смерть красна. Никто не хотел выглядеть трусом в глазах товарищей. И это давало нам ясность мышления. Бой вёлся профессионально. А комбат вообще, наверное, подумал, что мы там все с ума посходили, когда я чуть ли не с шутками – прибаутками давал целеуказания, где надо “поработать” АГСами. Не было в тот момент более приятного зрелища, чем видеть, как чётко гранаты ложатся туда, где секундой ранее стрелял “дух”. Молодцы гранатометчики! Но радоваться было рано.
В метрах двухстах по направлению к “духам”, появилась большая группа людей, где кучкой, а где цепью. Поначалу я принял их за выходящие на нас подразделения батальона. Потом уже я узнал, что роты давно уже свернулись и окружным путём спешили на КП батальона, а на приближавшихся людях я скоро различил чалмы и долгополую национальную одежду. Душманы. На скорый взгляд я оценил группу где-то в сто стволов. Мне стало не по себе, И не мудрено! Даже все силы комбата рисковали не устоять перед душманской ротой, а что я со своей группой в шесть человек, из которых двое раненных?! Немедленно доложил комбату. Комбат отвечает: «Успокойся и слушай задачу. Я вызываю авиацию, минуты через три я выскакиваю всей колонной из двора и на полной скорости мчу в твоём направлении. Левые люки на всех ма ... Читать дальше »